«На своём берегу»
Три письма В. Леоновича к Ю. Бекишеву

Vladimir Leonovich
В.Н. Леонович. Фото П. Романца. 2005

Эпистолярный жанр в XXI веке ушёл в небытие. Привычными стали разные формы общения в Интернете. Человек, живущий в скоростном ритме, диктуемом временем, не хотел тратить силы на обдумывание письма, подбор слов, поход на почту и т.д. Человек перестал хотеть мыслить самостоятельно. А письмо, написанное на бумаге, как раз и предназначено для глубокой работы ума, направленной на общение от лица к лицу. В письме его автор, как правило, честен. Общаясь с близким человеком, он может коснуться любой темы и откровенно высказать своё мнение. Особое место в эпистолярном наследии занимают письма литераторов. Это настоящая школа жизни, приоткрывающая нам секреты личности творца. Я думаю, что письма В. Леоновича к Ю. Бекишеву будут в этом отношении весьма интересны.

Несколько слов о дружбе двух поэтов. Это были очень тёплые отношения. Несмотря на разницу в возрасте, они хорошо понимали друг друга, имели во многом одинаковые взгляды на поэзию и её пути, на политику, на будущее нашей культуры. Леонович даже сумел вовлечь домоседа Бекишева в активную борьбу за сохранение Литературного музея в Костроме. В. Леонович часто бывал у Ю. Бекишева в гостях. Я накрывала стол, мы сидели, разговаривали обо всем, что наболело. И, конечно, слушали новые стихи Леоновича, которые он всегда читал наизусть и стоя, даже дома. Юра, который не знал ни одного своего стиха наизусть, всегда восхищался другом, его феноменальной памятью, его умением читать на публику. Леонович же очень ценил поэзию Бекишева, считал её особенной, хотел написать предисловие к следующей книге Юры, но… не случилось.

Когда судьба развела их по разным местам жительства, они начали писать друг другу. Поэт Леонович в письмах открывается нам с разных сторон. И как просто человек (называет своего собеседника «Юрушка!», помнит о любимом Юрином коте Паше Пушкине и передаёт ему наказы…), и как Поэт (даёт интересные оценки стихам Ю. Бекишева, присылает свои стихи с авторской правкой…), и как Гражданин (анализирует неблагополучную ситуацию в культуре Костромы, мечтает о Доме литературы и борется за его будущее). Письма Леоновича интересны сами по себе, написаны в традициях жанра, живо, неравнодушно. Из них можно понять, чем жил поэт Леонович в последние 10-12 лет, что его вдохновляло, а что тревожило.

Вашему вниманию предлагается 3 письма Леоновича: одно из Москвы и два из села Илешева Костромской области, написанные в разное время.

Yuri Bekishev
Ю.В. Бекишев. Фото Т. Пакельщикова

1

* * *

Дорогие Юра и Таня! Привет вам! Явилась возможность что-то купить в Костроме – избу или квартиру. Склоняюсь к избе: земля, растенья, труды. Озаботил Тоню[1]: поузнавать в Ипатьевской слободе – посмотреть объявления в газетах.

А вы да Саша[2] – на своём берегу – оглянитесь-ка: не мой ли дом где продаётся?

С Верой[3] что-то похожее на ссору – очередная чушь и глушь… Тоня знает. Вера на письмо не ответила.

Приеду в марте со своей заботой. Не знаю, правда, нужен ли я Костроме, и сильна та ещё оскомина[4], но ведь есть Кострома Г. Ивановой[5] и Кострома Бугрова. И об этом пораскиньте, ладно?

Съезжу и в Кологрив на ту же тему. Нет худа без добра: московскую квартиру из-под меня выжимают.

Выходит второе издание «Хозяина и Г.»[6], переработанное и переполненное.

Приеду хвастаться.

Ваш В.Л.

25.2.2001

Железка[7]

P.S. Прислали: письмо, книжку (я не велел издавать без меня!), рассказ.

…Люди, посоображайте меня в Костроме! Ну…

[1] Антонина Васильевна Соловьёва (в это время – руководитель Костромского общественного фонда культуры), с которой В.Н. Леоновича связывали дружеские отношения. Ей он посвятил стихотворение «Надпись».

[2] Поэт Александр Бугров. В. Леонович написал предисловие к первой книге его стихов «Вид на Волгу» (Кострома, 2000), закончив его так: «Перед талантом Александра Бугрова, как принято говорить, я снимаю шляпу».

[3] Вера Арямнова – поэт, журналистка, работавшая в костромских газетах. Её с В. Леоновичем связывали тёплые отношения.

[4] Леонович имеет в виду его снятие с редакторов СП Культуры за отказ напечатать во втором номере стихи одного костромского поэта вне очереди – их публикация была запланирована Леоновичем в третьем номере. Об этом см.: Владимир Леонович. Долог русский долг // Новая газета. 1999. – № 37 (4–10 октября). – С. 22. URL: https://life.kostromka.ru/leonovich-8-23661/.

[5] Галина Ивановна Иванова – начальник Костромского областного управления культуры.

[6] Хозяин и гость: Книга стихов / 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Научный мир, 2000. – 368 с.

[7] Город Железнодорожный Московской области, в котором в это время жил В. Леонович.

2

* * *

Юрочка,

я заревел на строфе

«Не там же три войны…»[1]

и не захотелось больше тремати та й трусити таки чудовi вирши – так?

[Как ветром пуха из херсонских плавней – всё и так видно. И незачем – в Лиман днепровский: мне не до него, подумаешь, уточнил…]

«Труба»[2] мрачно, но гармонично,

Гармонично, но мрачно,

Но гармонично и т.д.

У Боратынского твоя труба – т.е. твоей трубой –

Всепоглощающей и миротворной бездной[3],

у Державина… сам знаешь.

У меня наворачивается сходство с газовой трубой или с трубочкой, коею тянут коктейль, пока есть ещё шанс спастись элементарной работой. Элементарным здравым смыслом. Нет его. Прококтейлят Россию.

Юрушка,

пусть твой кот тебя укусит, когда прочтёшь мою провокацию про Музей-Дом[4]. «Клуб» – это продукт мышления нашей руководящей серости. К нему мы, тем более Кострома, не готовы. Драка не выход, в лучшем случае для Педантов. [Помнишь позорную драчку в газете: дать имя Дедкова[5] библиотеке? На большее не были способны наши петухи. Не знали и не знают:

– кто такая Крупская.

– Кто такой Дедков.

Чего ж нам клубничать? Разве что о клубничке…

КАК СТЫДНО ЖИТЬ, ЮРА.]

Коту мой привет и внушение: урчи и кусай хозяина, пока не напишет своё о будущем ДОМЕ.

Не проспать момента, пока можно перехватить инициативу у недополонков[6] a la Чугунов[7].

Пишу многим людям, кого знаю, кого уважаю и кого люблю.

От Веры и журнал и проч. Казань – впереди Костромы на 2 крупа. Сыктывкар – впереди Казани. Иркутск…

Обнимаю вас крепко, мои родные!

В.

<Стихотворения, приложенные к письму>

В. Леонович

Ангел
 
Обыкновенно проводили
начальника в последний путь.
Посплетничали на могиле,
озябли. Сели помянуть
 
великого… Поэт был сложен
и как бы противоположен
себе ж… Но мудр всегда – как жизнь.
Мудёр – на этом и сошлись.
 
В её крутые повороты
он вписывался без греха.
О нём ходили анекдоты
(он сам их сочинял, ха-ха).
 
Когда известный острослов
одну представил сценку в лицах,
стол грохнул, и поверх голов,
ликуя, принялась носиться
 
свобода-ведьма! Оборжав
покойного, о нем забыли
(а хоронить они любили:
регламент, ранг, устав-состав).
 
Но ржачка, господи прости,
не заглушала голосочка,
и раньше всех смеялась дочка
соседа – ангел лет шести.
 
И тут и там она мелькает.
Однако скатерть поползла,
и девочку из-под стола
за ушко папа извлекает
 
(всегда надорвано ушко)
и в тёмный кабинет за двери…
А за столом уже запели
О, САДА ХАР, О, СУЛИКО?
 
Три голоса едва слышны –
но остальные сразу стихли,
как будто заново постигли
тот плач, а за дверьми: хны-хны,
 
но тоже слушает. Хны-хны –
всё тише. Тут поставим точку.
Поприжимав больную мочку,
дитя кричит: – Вы! Все! Говны!

Юрушка, я тебе точно написал письмо: тебе и коту, чтоб потеребил, а ты бы откликнулся нужде всех нас в ДОМЕ лит-ры и проч. в КОСТРОМЕ.

Получил? Откликнулся.

Обнимаю!

* * *

Прошения
 
Прошу меня расстрелять.
Анна Баркова

 
Хоть искрошите в сорок сабель,
но не сегодня, а потом –
так прокурору пишет Бабель,
писатель и шпион притом.
 
Пожалуй, посадите на́ кол –
позвольте мне его тесать –
НО ДАЙТЕ КНИГУ ДОПИСАТЬ! –
так он хохмил, молил и плакал.
 
Кол потупее и потолще,
чтоб без отлучки и подольше
мне творческий процесс продлить –
черновики перебелить…
 
Те Исааковы моленья
архивы нынче не таят,
однако прячут заявленья
его коллег: в Секретарьят,
 
в Литфонд и проч. А это значит:
не всё погибло, господа,
коль власть, наглея, всё же прячет
остатки страха и стыда.
 
Враг ночью взят – без промедления
летят наутро вперебой
писательские заявленья
с такой же страстью и мольбой.
 
Вы догадались: ПРЕДОСТАВИТЬ
МНЕ ДАЧУ ПОДЛОГО ВРАГА…
Мы будем – лучше, а пока
всё те же мы, к чему лукавить?

332
 
Гарант гарантировал 300 смертей
детей, матерей и отцов – НО ДЕТЕЙ!
 
Доподлинно 300 и 31
в Бесланскую летопись занесена.
 
Трудись, летописец, покуда не сшиб
тебя заказной дрессированный джип,
 
лиловый как слива и чёрный как ночь –
и ты от такого подарка не прочь.
 
Везёт нам и в жизни и в смерти порой:
ты будешь в веках 332-й.
 
Дерзай же, смирённый! Господь справедлив:
недаром у ночи лиловый отлив.
 
Свечу погаси, чтоб сияла звезда.
УМРЕШЬ ТЫ НЕДАРОМ – УМРЕШЬ СО СТЫДА.
 
2007

 <На штемпеле дата: 11.10.08. Илешево[8]>

[1] В. Леонович пишет о стихотворении Ю. Бекишева «Недалеко от рая»:

На суржике, то бишь на дивной смеси
хохляцких и кацапских слов и фраз,
чирикать начинала…
Чудный час!
К восторгу нашему,
любителей инверсий,
загадок, крестословиц и шарад…
Нам, детям, и просить не надо – в лад
сама вдруг заворкует, запоёт:
понятно всё, и всё наоборот -
и буквы кувырком, как акробаты,
и речь – то в рост, то как трава примята.
Слова то шествуют в обнимку, словно братья,
а то порознь стоят, как на горе распятья.
 
Ах, бабушка Галина Беднякова,
что видела и знала ты такого,
что я хотел и не сумел спросить?..
 
Вот жить как спрашивал…
– Та надо, Юрка, жить…
Ещё вот спрашивал: «В войну варила мыло?
А из чего?» – «Та из того, шо было.
И тямы не было ту мутоту варить».
И мы смеялись: «Ну и пошутила!»
 
Твой абрикос над хаткою белёной
растёт ли ввысь? Пумпяночки цветут
в златых венцах? А вишни? А зелёный
плющ у забора?.. Там не так, как тут?
 
Не там же три войны и два голодомора?
Не там сиротство, смерть, беда разора?
Не там у горла – полицая нож?..
Не там же, нет, где ныне ты живёшь?
 
Так много слов ты унесла с собой,
как ветром пуха из херсонских плавней.
Протокой тихой над лихой водой –
рябь терний горьких, детских упований…
 
Но слова главного, завета дорогого
не вспомнить мне, да и сестра забыла,
хотя бабуля Галя Беднякова
об этом только нам и говорила,
прижав к себе, как бы оберегая
от ляд земных недалеко от рая.

[2] Имеется в виду стихотворение Юрия Бекишева «Труба»:

Глядит на мир чудес искатель –
земля безвидна и пуста.
И эти гиблые места
не посещает наш Создатель.
 
Такою бедностью здесь веет,
такой тоской и хворобой…
Но этого не разумеет
гостеприимный спутник мой.
 
Вергильем водит за собою.
Не верит в происки судьбы.
Гордится каменной трубою…
– Зачем?
«А как же без трубы?».
 
И впрямь – труба! Хотя неясно
почто, вздымаясь до небес,
жуёт мазут, пыхтя напрасно
на чахлый придорожный лес.
 
Зачем здесь всё неотвратимо
пустеет, рушится, гниет…
В аллюзиях с упадком Рима
не видит сходства патриот.
 
Мы выпьем. Здесь нельзя не выпить.
Паленой водкою круша
печёнку,
желчь познанья вылить
в каверну, где скорбит душа.
 
В бреду увидишь, как, крадучись,
влача скарб жизни на горбе,
стеная и виною мучась,
со всех дворов идут к трубе.
 
Как, сняв одежды, бросив вещи,
стыдливо прикрывая грудь…
В разверстый зев гудящей пещи
их с воем втягивает внутрь.
 
Покинут люди эту землю.
Скважней транзитной в небосвод
труба упёрта с важной целью -
эвакуировать народ.
 
Туда, где в чистом-чистом небе
в исподнем белом, как в раю,
без мыслей о насущном хлебе
они устроят жизнь свою
в любви… Как этого и я хотел бы!..
 
Когда очнусь, раздвину вежды
в прозренье – как я был не прав:
труба не гибель, а надежда,
пока коптит среди потрав.
 
Зачем она? Бог весть! Допустим,
крахмалопаточную взвесь
варить…
Мой спутник скажет с грустью:
«Библиотека тоже есть…»
 
Деньжат подкидывает волость,
державной воли план верша,
а посему и деток поросль
не как обуза им нужна.
…………………………………………
Мой гид с утра был плох, но нежен,
прощаясь, буркнул: «Мы друзья!
В душе быть должен некий стержень,
а жить без стержня нам нельзя!»
 
Замурзанный примчался пазик,
стряхнув ошмётки с колёса,
втянул в себя, прищёлкнув разик
дверьми худые телеса.
 
Чудес искатель… Что я знаю?
Лишь мчались облака за мной,
перед грозой сбиваясь в стаю.

[3] «Всепоглощающей и миротворной бездной» – заключительная строка  стихотворения Ф.И. Тютчева «От жизни той, что бушевала здесь…» (1871):

…Природа знать не знает о былом,
Ей чужды наши призрачные годы,
И перед ней мы смутно сознаем
Себя самих – лишь грёзою природы.

Поочередно всех своих детей,
Свершающих свой подвиг бесполезный,
Она равно приветствует своей
Всепоглощающей и миротворной бездной.

[4] Речь идёт о статье «Быть ли в Костроме Дому литературы?», опубликованной в газете «Северная правда» 18 июня 2008 года.

[5] Скорее всего, В.Н. Леонович имеет в виду «Северную правду»: в ней «драчка» началась в июне 1996 года и продолжилась до начала 1997-го. Авторами статей были И. Андреева, В. Пашин, Б. Негорюхин, Л. Аметова и другие костромичи, а также москвичи, связанные с костромским краем – Ю. Буртин, С. Яковлев.
Кого из костромичей автор письма называет «нашими петухами», неясно.
Имя Крупской изъяли из названия областной научной библиотеки только в мае 2010 года, а имя Дедкова так и не присвоили.

[6] Недополонки – от Полония, персонажа шекспировского «Гамлета», – воинствующие невежды.

[7] Чиновник областного управления культуры.

[8] Село в Кологривском районе, где в это время жил В. Леонович.

3

* * *

Юрушка,

отправил тебе и твоему коту ксерокс статьи[1], требующей отклика. Получил?

Таня, ты напиши. Как бы от лица твоих детей: о ДОМЕ, где они причастятся Великой и живой литературе.

ДОМ! Тысячу раз: ДОМ[2].

Пусть родится живым, а не мертвым – для жизни, а не для галочки Павличковых, Чугуновых и прочих Бабенок[3].

Vivos voco![4]

6 окт. 2008

[1] См. примечание 4 ко 2-му письму.

[2] В. Леонович, В. Игнатьев, Ю. Бекишев, С. Пшизов ходили на приём к костромским властям по поводу сохранения Литературного музея. В ответ получили отписку. А музей был благополучно закрыт.

[3] Костромские чиновники от культуры.

[4] Зову живых! (лат.).

Публикация, вступление и примечания Татьяны Бекишевой

Приложение

Короткий комментарий

В.Н. в это время собирается перебираться жить в родной город. И это означает – ему нужно подготовить в Костроме поле для деятельности.

Во-первых, он мечтает о новом костромском литературном издании (благо, были возможности для самых ярких, талантливых, современных публикаций костромских авторов и авторов из других регионов).

Во-вторых, он мечтает, чтоб любимый костромичами литературный музей вырос до настоящего культурного центра, расширил свою деятельность и полномочия. (Эх, как бы он нам сегодня понадобился – обещанный дом Писемского!)

В-третьих, В.Н. мечтает сменить имя на фасаде областной библиотеки. Убрать имя Крупской, которая, например (есть документ), подписывала указы о возможности применения смертной казни в отношении 12-летних «преступников». А вот имя замечательного литературного критика Игоря Дедкова – как человека очень значимого, оказавшего сильнейшее влияние на культурную среду своего времени, – напротив, здесь должно было появиться.

Но ни один пункт из проектов Леоновича не удалось исполнить (только лишь третий – в первой части). А литмузей вообще закрыли (будто на время ремонта).

Леонович недооценил костромскую бюрократическую машину (трактор или танк). Отсюда и появляется эта фраза в письме: «Как стыдно жить, Юрушка».

Виктория Нерсесян (Леонович)

Опубликовано:

Воспоминания