Романовские чтения 2009

Екатерина II в Костроме: у истоков образа


Рокотов Федор Степанович
Портрет Екатерины II

Л. Сизинцева

Костромской историко-архитектурный и художественный музей-заповедник.

Остаётся пять лет до празднования 400-летия Дома Романовых, что неизбежно должно актуализовать имперскую тематику в Костроме. Логично было бы вспомнить о событии, многое определившем в формировании образа города, стоявшего у истоков династии.

Однако, вернемся к началу. 12 октября 1619 г. Михаил Федорович, первый государь из рода Романовых, оставил костромские пределы и отправился в Ярославль.[1]

После того лишь его внуки, Фёдор Алексеевич с братьями Иоанном и Петром, побывали в Нерехте в 1678 г., но событие это не получило значительного резонанса. Лишь нерехтский историк о. Михаил Диев об этом бегло упомянул в связи с историей одного из городских монастырей: «остановились в Нерехте, в доме Нестора Трескина. Посещали не один раз Сретенский монастырь, Государь приказал на построение там каменной церкви и другия надобности дать довольное число денег, а из казны каждогодно выдавать монахиням летний урок, который чрез несколько годов и выдавали каждой монахине, но по скольку – неизвестно. Шестилетний же Царевич Пётр Алексеевич тогда дал в этот же монастырь вклад напрестольное Евангелие, покрытое зелёным Бархатом, с серебряными и вызолоченными Евангелистами».[2]

Описано скромное локальное событие, сохранившееся в памяти нерехчан, напоминанием о котором служила вложенная книга. Настолько скромное и локальное, что даже священник Евтихий Вознесенский, «вспоминая» в 1859 г. «о путешествиях высочайших особ благополучно царствующего Императорского Дома Романовых в пределах Костромской губернии», об этом посещении забыл.

В течение первой половины XVIII столетия династия продолжала жить своей жизнью, не вспоминая ни о Нерехте, ни о Костроме, которая оставалась одним из многих провинциальных городов Российской империи. Перелом обозначился лишь в 1767 году, когда состоялось путешествие Екатерины II по Волге. Оно готовилось в сложной ситуации противоречия между способом восшествия императрицы на престол в нарушение всех существовавших тогда норм — и её желанием утвердить «законную монархию». По справедливому замечанию Г.В. Ибнеевой, «путешествие коронованной особы всегда содержит элемент символического утверждения власти императора над определенной территорией. В путешествии 1767 г. по Волге вчерашней немецкой принцессе было важно самоутвердиться как русской царице и российской императрице».[3]

2 мая 1767 г. Екатерина Алексеевна и её многочисленная свита отплыли из Твери. Специально для этого были построены четыре галеры – «Тверь», «Волга», «Ярославль» и «Казань».[4] Названия были выбраны не случайно – первый и последний города путешествия, название великой реки и старейший из русских волжских городов, который предстояло миновать. Путешествие завершилось в Симбирске 5 июня, а оттуда через десять дней на лошадях все возвратились в Москву — «старую» российскую столицу.

Флотилия останавливалась не только во всех лежавших по пути городах, но и в некоторых селениях и усадьбах. Всё было продумано, насыщено знаками и символами. Г.В. Ибнеева даже высказала предположение, что «церемониал был продуман и санкционирован петербургской администрацией», настолько всё воспроизводилось снова и снова. Она перечисляла составляющие сценария: «толпы счастливых наряженных подданных, гирлянды цветов, бросаемых под ноги государыне, роскошные триумфальные арки (они строились даже на небольших пристанях, куда императрица могла и не заехать). В некоторых местах, где галеры в обеденное время бросали якорь, плавали лодки, с которых местное население картинно ловило рыбу».[5]

Границу Костромской губернии флотилия пересекла утром 14 мая, а в Кострому прибыла вечером того же дня, а уже 17 мая, в день Вознесения Господня, императрица посетила усадьбу Борщовка на правом берегу реки и покинула пределы губернии. Что и откуда знаем мы об этих днях, каково их значение для дальнейшей жизни края?

Наиболее ранние из известных памятников костромского историописания второй половины XVIII столетия в разной степени отражают события 1767 г.

Едва ли не наиболее раннее из них, «История Костромской Иерархии», родившаяся в недрах костромской духовной семинарии и законченная осенью 1773 г., упоминает о высочайшем путешествии лишь в связи со строительством Екатерининских ворот Ипатьевского монастыря, служившего в ту пору архипастырской резиденцией. Автор[6] пишет: «В 1767 м году на прибытие ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВА ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ АЛЕКСЕЕВНЫ, когда она по Волге реке к городу Казани проежжать изволила, построены от проежжей мимо дому архиерейского Ярославской дороге в домовой оградной стене ворота, которыми шествовать ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВО в дом архиерейской изволила. На них фронтон каменной, подмазаны с обеих сторон алебастром и украшены клеймами и штуками разными с иконописным в оных Пресвятыя Троицы и некоторых святых изображением. В самых воротах затворы деревянные столярной работы и выкрашены, а на них крышка деревянная».[7]Прозаические подробности начисто лишены всяких попыток осознать значение события.

Почти в то же самое время, около 1776 г. работает над первой светской историей Костромы Н.С. Сумароков.[8]Уже первый, краткий вариант его неопубликованного труда содержит подробнейшее описание приёма императрицы в Костроме,[9] с некоторой правкой перенесенное и в позднюю редакцию.[10] В качестве источника информации автор ссылается на прибавления к газете «Московские ведомости» за 1767 г. (№42), где опубликована речь надворного советника Золотухина. Также из обмолвки явствует, что он планировал в качестве приложения поместить некий журнал,[11] но в последующем варианте от этого отказался.[12]]

Между тем рассказ изобилует подробностями, которые могли быть известны лишь очевидцу.[13] Вторая версия текста тщательно отредактирована, повторы и лишние подробности удалены. В обоих случаях рассказ Н.С. Сумарокова отличается попытками придать изложению образность, которая позволяет передать чувства участников событий. Так, говоря о людях, вышедших на лодках от Костромы навстречу приближающейся флотилии, пишет: «На лицах всех ехавших начертано было сердечное восхищение, лотки, окружая галеру Тверь, представляли виду живое изображение пчельнаго роя, окружающего матку свою. Находящийся во оных народ, увидя в окне галеры матерь и государыню, своим тихим произношением молитв уподоблялся журчанию тех же пчел».[14] Сравнение подчеркивает природную безусловность связи народа и императрицы, залог её неразрывности.

Тема переклички двух эпох, 1613 и 1767 годов (между ними 144 года), появляется у Н.С. Сумарокова в рассказе о Божественной литургии, отслуженной в Троицком соборе Ипатьевского монастыря. «Примечания паче всего достойно то, — отмечал он, — что будто и все на свете истребляющее время, предвидя подвиги толь великой монархини, попечительно старалось сберечь для принятия Ея то самое царское место, на котором в прекращение терзавших Россию злополучий и возстановления ея славы и блаженства избран и возведен на престол благочестивый царь Михайло Феодорович. Тогда на сем щасливом хитрою резьбою украшенном месте видела Кострома приемлющаго державу и обновления силу России изнемогшия России кроткого государя, и теперь еще к большей радости на сем же, древностию и бытием тем Отечеству любезным освященном месте, видим его правнуку, милосердую свою императрицу, носящую державу и утверждающую премудрыми законами, трудными путешествиями и неутомленным попечением на безконечные веки благоденствие России».[15]

Эта же тема возникла в единственной речи, приведенной в сумароковском варианте изложения событий, — речи костромского помещика и депутата Уложенной комиссии А.И. Бибикова. Он, между прочим, говорил: «Преславное и знаменитое время здешней стране и граду: в Костроме всевышнему промыслу судилось возвесть на всероссийский престол вечно прославленного достойнаго государя царя Михаила Феодоровича, пра прадеда ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, и тем спасти и избавить многими мятежами колеблющую Россию от всеконечнаго ея разрушения».[16]

И так, Кострома – не просто один из старинных волжских городов, она – место, где некогда прекратилась смута, и где теперь молодая императрица, («праправнучка» Михаила Федоровича!) снова готова принести стране мир и стабильность. И снова, как в 1613 г. — «Здешнее дворянство, сей город и вся сия страна приносят Вашему Императорскому величеству верноподданническое усердие, благодарные сердца и непоколебимую верность».[17]

Два момента «нечувствительно» соединились в этом утверждении: и город — знаковый для истории государства, и нынешняя гостья – не просто одна из немецких принцесс, чье восшествие на российский престол весьма и весьма сомнительно. Пусть не по крови, но по миссии она — «праправнучка» первого Романова. Именно надежды на это, а не что-либо еще – источник всеобщего ликования, в котором участвуют все сословия.

Это единение различных социальных слоёв неоднократно не только отмечено, но и подчеркнуто. Не только «господин предводитель и депутат», вкупе с дворянством всего уезда, но и «гражданские головы», и духовенство, как белое, так и черное, и семинаристы, поющие специально к этому случаю сочиненные канты и произносившие речи на древних языках, и жители Татарской слободы. Азовский полк приветствует императрицу «обыкновенным уклонением знамен, музыкою и барабанным боем». Купечество, которое выполняет непривычную для себя функцию сопровождения императрицы при переездах по городу, представляет и Кострому и Нерехту. Представлены женщины и дети. Одним из самых трогательных эпизодов стала встреча императрицы, спускавшейся от Успенского собора, девочками в пастушеских платьях. И, наконец, «бесчисленное множество народа, по обоим берегам реки стоявшего», чьё «всенародное восклицание» заглушало звук пушек и колоколов…

Разумеется, такое единение царило не только в Костроме. «Екатерина писала с дороги, что даже «иноплеменников», т. е. дипломатический корпус, ее сопровождавший, не раз прошибали слезы при виде народной радости, с какой ее встречали, а в Костроме граф Чернышев весь парадный обед проплакал, растроганный «благочинным и ласковым обхождением» местного дворянства»,[18] — отмечал В.О. Ключевский и объяснял потоки слёз так: «Плакали от радости при мысли, что бироновское прошлое уже не вернется; никогда, кажется, не было пролито в России столько радостных политических слез, как в первые годы царствования Екатерины II».[19]

Обед, в ходе которого изливал свои «потоки слёз» граф Чернышев, описан очень подробно. Он был дан костромским дворянством в архиерейских покоях, построенных в Ипатьевском монастыре. Стол был накрыт «на сорок кувертов», а «великолепный десерт в алегорических изображениях представлял добродетели и безсмертныя дела Ея Величества и искренность и верноподданическую любовь усерднаго костромскаго дворянства».[20] Знаковым был и тот факт, что «при столе носили и ставили пред Ея Величества кушанье костромские дворяня, а за стулом служили две девицы, знатнейшия и благовоспитанныя дворянския дочери».[21]

Всё было исполнено смысла: «Высочайшее Ея Императорскаго Величества здравие зачали пить при пушечной пальбе предводитель и депутат, став против Ея Величества со всем дворянством на колени, принося тем и самыя горячия сердца своя в залог непрестаннаго ко всевышнему о продолжении ея лет моления. Всемилостивейшая Государыня, повелев им встать, изволив в знак отменнаго своего благоволения зачать кушать их здоровье, с пушечною из 31-го орудия пальбою и в продолжении стола играла придворная музыка, и таковой был при сем торжестве похвальной порядок, каковаго от почтеннаго сея правинции депутата ожидать долженствовало».[22]

Именно там выяснилось, что Кострома не имеет исторического герба – слишком недолго была она самостоятельным удельным княжеством. Тут же герб был придуман и пожертвован, 21 октября того же года он был утвержден, а 7 ноября костромичи получили уже «Изъяснение на герб города Костромы»: «По имянному Ея Императорскаго Величества указу, объявленному в правительствующем сенате его сиятельством генерал-прокурором и кавалером князь Александр Алексеевичем Вяземским повелено городу Костроме и его уезду сочинять по приличеству вновь герб, а как Ея Императоское Величество в нынешнем 1767 году во время для высочайшего своего утверждения благополучия нашего от Твари до Казани по реке Волге на построенной нарочно для того галере предпринятаго путешествия между протчими городами по реке Волге лежащими, и город Кострому высочайшим своим присудствием и посещением всемилостивейше удостоить соизволила, того для в память сего по реке Волге путешествия и представляется в сем гербе в голубом поле галера под императорским штандартом на гребле плывущая по реке, натуральными цветами изображенная».[23] Дарованный герб еще раз подтверждал личную связь «внуки Михаила Феодоровича» с этим городом. Это был знак – помнит, ценит.

Вечером же того знаменательного для костромичей дня, 15 мая 1767 г. на правом берегу Волги, не входившем в ту пору в городскую черту, светился вензель: «На нагорной стороне против галеры зазжены были иллюминации, представляющая вензелевое Ея Величества под императорскою короною имя, и весь город и монастырь во всю ночь иллюминованы были».[24]

В конце повествования Н.С. Сумароков поместил подробное описание аллегорических изображений, украшавших триумфальные ворота. Среди скульптур, изображавших Благочестие и Милосердие, а также императрицу в виде богини плодородия Цереры в колеснице, можно было видеть еще две фигуры, выразившие основные образы взаимоотношений государыни с костромичами. То была «Курица, к которой прибегают со всех сторон цыплята с надписью: “матерь свою познавают”» и сама Кострома «в виде женщины в долгой одежде с распущенными волосами и имеющая на голове зубчатой венец, которая, припадя одним коленом на землю, подает сидящей в колеснице правою рукою горящее сердце, а левою показывает на упражнение молодых гениусов, из которых один вяжет из колосов сноп, а другой собирает земные плоды и кладет в корзину, третий держит в руке челнок, играя нитяным клубком, четвертый, указывая на поставленную кипу, которая назначена ко отправлению в путь».[25]

Фактическое пребывание Екатерины II в Костроме продолжалось всего лишь день, 15 мая 1767 года. Н.С. Сумароков считает необходимым начать изложение событий с получения известия о её возможном приезде и отправки 10 мая депутации в Ярославль, заканчивает рассказом о молебне в Успенском соборе о здравии и долгоденствии императрицы 18 мая, закончившемся обедом в воеводском доме – «Таким образом сие достопамятное навеки для здешняго городе торжество окончилось».[26]

Между тем необходимо помнить, что рассказ Н.С. Сумарокова — лишь часть исторического сочинения, и в этом смысле можно предположить известную обработку впечатлений самовидца, подчинение их общему замыслу. Наряду с этим известны две публикации дневникового характера. Одна из них, появившаяся в «Русском вестнике» в 1810 г., была представлена как «статья», представленная Анной Николаевной Протасьевой с замечанием: «Сей отрывок почерпнут мною из записок моего родителя, хранящихся в его библиотеке. Родитель мой описывал сие происшествие как самовидец».[27] Вопреки этому утверждению текст является кратким пересказом фрагмента «Истории» Н.С. Сумарокова, на что указывают многочисленные текстовые совпадения.

Гораздо больший интерес представляет второй журнал. Он впервые увидел свет в 1837 г., а совсем недавно в Государственном архиве Костромской области был найден список и опубликован Л. А. Поросятковской в журнале «Губернский дом».[28] Совершенно справедливо, вслед за Е. Вознесенским, публикатор указывает на Родиона Зузина, упомянутого в тексте в третьем лице, как на автора дневника. Можно предположить, что это и был «некий журнал», который полагал поместить в своей рукописи Н.С. Сумароков. Текст позволяет за общей канвой, в основных чертах совпадающей с повествованием историка, увидеть людей, поскольку поименованы почти все участники событий, добавляет многочисленные подробности. Вместе с тем журнал подтверждает выводы, сделанные на основе рукописей первого историка Костромы о том, что приезд императрицы в 1767 г. стал поводом для напоминания представительнице правящей династии об особой роли города в утверждении семьи Романовых на престоле. Тем самым было положено начало формирования образа Костромы как «колыбели Дома Романовых», во многом определившего самосознание костромичей на последующие столетия.

 

 


[1] Вознесенский, Е.П., свящ. Воспоминания о путешествиях высочайших особ благополучно царствующего Императорского Дома Романовых, в пределах Костромской губернии, в XVII, XVIII и текущем столетиях. Кострома: тип. Андроникова, 1859. С. 7.

[2] Диев, М.Я. История Города Нерехты [рукопись] // Государственное учреждение культуры «Костромской государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник» (далее – КГИАХМЗ). КМЗ КОК 24761. С.44.

[3] Ибнеева Г. Путешествие Екатерины II по Волге в 1767 г. // Философский век: Европейская идентичность и российская ментальность: альманах 16. СПб., 2001. С.88.

[4] См.: Бессарабова, Н. В.. Путешествия Екатерины II по России. 2-е изд. М.: МГИ им. Е. Р. Дашковой, 2008.

[5] Ибнеева Г. Указ. соч., с. 89-90.

[6] М.Я. Диев в разных случаях считает автором этого труда выпускников семинарии — то Егора Назанского (Титов А. Материалы для био-библиографического словаря. М., 1892. С.29), то Иоанна Красовского (Российская национальная библиотека. Отдел рукописей. Тит 4013. Л.18).

[7] История Костромской Иерархии // КГИАХМЗ. КМЗ КОК 24830. Л.10.

[8] Севастьянова А.А. Русская провинциальная историография XVIII века. М., 1998. С.115-117.

[9] Сумароков, Н.С. Краткое историческое известие о городе Костроме, собранное из разных древних летописей и исторических кник [рукописная копия]// Государственное учреждение культуры «Российский этнографический музей» (далее — РЭМ). Архив. Ф.2. Оп.2. Д.78. Л.л. 19 об.-25. Копия выполнена В.И. Смирновым в 1920-х гг.,

[10] История о первоначалии и происшедствиях города Костромы до учреждения наместничества, сочиненная тогда костромского дворянства предводителем секунд-майором Николаем Сумороковым [рукопись] // Российский государственный архив древних актов (далее — РГАДА). Ф. 196 Мазурин. Ед.хр. 1639. Л. 79 об.- 87. Опубликовано: «…высоким своим присутствием удостоить благоволила…»//Губернский дом (Кострома).1998.№5-6.С.62-65.

[11] РЭМ. Архив. Ф.2. Оп.2. Д.78. Л. 19 об.

[12] РГАДА. Ф. 196 Мазурин. Ед.хр. 1639. Л. 79 об.

[13] Его имя упоминается в числе участников событий и другими источниками – см.: Журнал о высочайшем путешествии Ея Императорского Величества императрицы Екатерины II-й от Ярославля до Костромы, 1767 года // Журнал Министерства внутренних дел. 1837. Ч.26. №10. С. 151.

[14] Там же; см. также: РГАДА. Ф. 196 Мазурин. Ед.хр. 1639. Л.80 – 80 об.

[15] Там же, л.21 об.; РГАДА. Ф. 196 Мазурин. Ед.хр. 1639. Л. 81 об.

[16] РГАДА. Ф. 196 Мазурин. Ед.хр. 1639. Л. 82.

[17] Там же.

[18] Ключевский, В.О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли. М. : Изд-во «Правда», 1990. С.325.

[19] Там же.

[20] РГАДА. Ф. 196 Мазурин. Ед.хр. 1639. Л. 82 об.

[21] РГАДА. Ф. 196 Мазурин. Ед.хр. 1639. Л. 82 об. — 83.

[22] Там же.

[23] Там же, л. 85 об.-86.

[24] Там же, л.84.

[25] Там же, л. 84 об.-85.

[26] Там же, с.87.

[27] [Протасьев, Н.] Пребывание Екатерины Второй в Костроме // Русский вестник. 1810. Ч.9. №2. С.75.

[28] [Зузин, Р.] «Под ноги государыни метали цветы…» // Губернский дом (Кострома). 2008. №6. С.29-38.

Екатерина II в Костроме: У истоков образа. // II Романовские чтения. Центр и провинция в системе российской государственности: материалы конференции. Кострома, 26 — 27 марта 2009 года / сост. и науч. ред. А.М. Белов, А.В. Новиков. — Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова. 2009. – С. 252-258.

WEB-архив: https://web.archive.org/web/20171212034945/http://kostromka.ru:80/russia/sizinceva/
История. Краеведение