Трубы под Костромой

Подземный город коммуникаций

Если где-то на поверхности Земли стоит множество домов, то это еще не город. Город — это когда в том же месте под землей выстроен еще один город — из коммуникаций.

Под Костромой вся земля практически в трубах: старых и новых, металлических и железобетонных, малого диаметра и диаметра в человеческий рост. Но вот несправедливость: то, что построено наверху, — видно всем, а то, что внизу, под землей, — не видно никому. В этой части книги я попытаюсь восстановить справедливость рассказом об истории некоторых подземных сооружений.

Начну рассказ не по порядку возникновения этих сооружений, а сразу с самого, на мой взгляд, значительного — канализационного коллектора «Текстильщик». История его обычна: появилась необходимость крупного строительства жилья в районе Рабочего проспекта и улицы Полянской. А потому понадобилась мощная канализация. Старая уже не тянула, то есть, не справлялась со сточными водами.

Весь район был подтоплен так, что здесь не только строительство нового жилья было невозможно, но и для старого создавалась угроза подмыва фундаментов. Поэтому было решено построить целый канализационный комплекс — насосную станцию в районе между мебельным и фанерным комбинатами, от нее проложить две нитки дюкера по дну Волги на правый берег и провести их дальше по заволжскому району через Малышково до Коркинских очистных сооружений. А по левому берегу от насосной станции и дальше по территории фанерного и мебельного комбинатов, по улицам Терешковой, Депутатской на глубине 9-15 метров, чтобы обеспечить самотек, должен был пройти мощный коллектор диаметром в человеческий рост, который проектировщики назвали «Текстильщик».

Проект поддержали деньгами и стройматериалами руководители крупных текстильных предприятий: председатель объединения «Волгальнопром» Павел Николаевич Русинов, директор льнокомбината имени Ленина Лидия Федоровна Живора и ее заместитель по строительству Евгений Александрович Аляев. Эти люди были кровно заинтересованы в строительстве жилого квартала, который получил название «Квартал «Волгальнопрома»» и предназначался для работников текстильной промышленности Костромы. Строительство поддержали, а затем контролировали партийные власти области, города и Ленинского района. Однако строительство самого канализационного коллектора требовало большого дополнительного сноса домов, но у горисполкома не было для этого возможностей. К тому же протестовали фанерный и мебельный комбинаты, по территории которых должен был пройти коллектор: они не хотели неудобств, связанных с рытьем траншей и остановкой производства. Самое же сложное заключалось в том, что прокладка данного коллектора на огромной глубине, ниже существующих инженерных коммуникаций, требовала выноса этих коммуникаций из зоны строительства и большой работы по укреплению траншей.

Между тем меня, как председателя горисполкома, уже несколько раз вызывали в горком партии, требовали начинать работу по прокладке коллектора. Я медлил, был в полном смятении, да и строители не знали, как начать прокладку. И тогда Геннадий Иванович Полюшенко, главный инженер ПСМО «Костромастрой», подал мне идею «щитовой» проходки. То есть не вскрывать землю экскаватором, а рыть под землей, как это делают шахтеры. Полюшенко сказал, что якобы в Нижнем Новгороде сейчас именно так прокладывают все коммуникации. Мы собрали делегацию для поездки в Нижний. В нее вошли начальник домостроительного комбината Александр Семенович Кондрин, главный инженер института «Костромагражданпроект» Константин Николаевич Лиманцев и я.

И вот в Нижнем я впервые увидел, что такое щитовая проходка. Нам дали каски, фонари, спустили в ствол шахты. Дальше мы пошли под землей по канализационной трубе диаметром в рост среднего человека. Вначале было жутковато: идем впотьмах, по низу трубы вода журчит, а сзади, по верху трубы, кто-то стучит, будто молотом: «Бом, бом, бом!». Потом оказалось, что это высокорослый Кондрин, шедший сзади нас, методично стукался головой о свод.

Нижегородцы признались, что этот коллектор они действительно проложили так, что жители города даже не почувствовали строительства и спокойно гуляли, работали, спали наверху. Нам объяснили, как это делается. На свободном от жилых домов и коммуникаций месте роют ствол шахты. Затем в него спускают технику: проходческий щит, основной частью которого является короткая стальная труба диаметром 2,5 метра. Эту трубу загоняют в бок ствола, лопатами выкапывают землю, поднимают наверх. Затем, когда из щита выбрана вся земля, его обкладывают изнутри железобетонными сегментами и толкают дальше, а потом снова выбирают землю и обкладывают сегментами. Таким образом, в земле возникает железобетонная труба. Потом изнутри укладывают металлический профиль, как бы кожух, и между бетонными элементами, соединяя их навечно, загоняют бетон под высоким давлением. Получается труба диаметром чуть больше 1,9 метра. Кожух убирают, а бетонную трубу обрабатывают специальными кислотами, чтобы повысить устойчивость относительно влаги.

Мы поняли, что это здорово и только таким способом нужно делать. Смущало то, что в Костроме некому было проектировать такое сооружение. И строить некому. Главный инженер «Костромагражданпроекта» Лиманцев категорически отказался:

- Мы не специалисты по этому делу. И шахтеров в городе нет. А если случится что, кто будет отвечать?

Но, в конце концов, все сомнения отпали. Во-первых, мы узнали, что в Нижнем Новгороде своих специалистов по щитовой проходке не было: всё здесь делало объединение «Туласпецшахтопроходка» во главе с настоящим проходчиком Анатолием Николаевичем Репиным. А во-вторых, Репин согласился ехать в Кострому.

До сих пор горжусь тем, что мы решились на щитовую проходку. Это сейчас кажется, что целесообразность ее сама собой разумеется. А тогда многие руководители были против, даже не представляя себе, что такое щитовая проходка. Случались курьезы. Например, секретарь Ленинского райкома партии Враченкова пожаловалась в горком партии на то, что я вместо того, чтобы строить коллектор канализации согласно указанию обкома партии открытым способом, затеял его прокладку каким-то щитовым методом. Меня вызвали в горком, и я объяснял там, что хочу сделать и почему щитовая проходка выгодна для города. К счастью, первым секретарем горкома тогда был Николай Иванович Щеваев, человек технически грамотный, поэтому объяснять мне пришлось недолго.

Когда шахтопроходчики прокладывали коллектор под территорией фанерного комбината (а территория там сложная: глубокие бассейны для замочки древесины, подъездные железнодорожные пути), руководство этого предприятия обязало своего начальника ремстройучастка следить, «чтобы не сильно расковыряли землю». Начальник ремстройучастка долго ждал, когда начнут «расковыривать», но так и не дождался. Потеряв терпение, он нашел Репина и спросил, когда же они начнут прокладку коллектора под фанерным комбинатом. На что Репин ответил, что коллектор уж два дня как прошел. Обувщики тоже со страхом ждали аварии на своей территории, но и под обувной фабрикой «Х Октябрь» прошли так же незаметно.

Самые тяжелые работы начались, когда выходили под улицу Депутатскую. От улицы 1 Мая до улицы Островского прошли более-менее сносно, а вот дальше, к проспекту Текстильщиков, начались неприятности. Дело в том, что Кострома стоит на бывшем болоте, подземных реках и озерах. Вдруг в шахту прорвался неконтролируемый и неостановимый поток подземной воды. Причем неизвестно откуда взявшийся. Процесс «щитовки» пришлось прекратить. Был трагический момент, когда я подумал, что надо прекращать работу вообще. Вода хлынула по всему диаметру шахты. Проходчики чудом остались живы, успев подняться на поверхность земли.

Анатолий Николаевич Репин меня потряс — он сказал, что всё равно воду остановит и продолжит работу. Его рабочие пробурили скважины и откачивали воду, чтобы понизить ее уровень. Качали несколько месяцев — не помогло. Потом попробовали метод избыточного давления: нагнетали воздух, который «отжимал» воду из зоны производства работ — не помогло. Наконец, применили спецгазы для заморозки грунтовой воды и таким образом сантиметр за сантиметром проходили труднейшие участки. Об этом я еще расскажу. На пути проходчиков попался огромный валун, его вытащили, и теперь рабочие хранят его как реликвию.

Под улицей Полянской мы переключили в новый коллектор весь квартал Текстильщиков и микрорайон Якиманиху. Этот коллектор буквально спас город. С его помощью мы выполнили задание обкома КПСС по застройке квартала «Волгальнопром», да и вообще обеспечили устойчивое канализование всего бывшего Ленинского района. Метод щитовой проходки помог нам и по новой прокладке коллектора канализации на Коркинские очистные сооружения.

Ведь прежний коллектор, который в свое время построил завод «Мотордеталь» от поселка Малышково до села Середнее, уже дышал на ладан. Бетон в нем разрушился, металл съела ржавчина и, по существу, канализационные стоки шли просто в земле. Были аварии. В 1998 году дюкер обрушился, и все стоки никуда не шли, а растекались вокруг.

Если бы произошло еще одно обрушение, то это грозило бы загрязнением Волги, экологической катастрофой республиканского значения, а может быть, и мирового, поскольку Волга впадает в Каспийское море. Во всяком случае мы были бы вынуждены полностью прекратить водоснабжение Костромы. Выручил щитовой метод прокладки коллектора «Текстильщик».

Через несколько лет после его сдачи в эксплуатацию я прошел его от начала до конца. И не увидел в трубе ни одной трещинки и вообще ничего свидетельствующего о том, что прошло время.

Главный крот Костромы Анатолий Репин

Анатолий Николаевич Репин, настоящий шахтер, главный человек на строительстве «Текстильщик», уже вошел в историю нашего города.

Родился Анатолий Николаевич 19 февраля 1941 года на Урале. В шестнадцать лет уехал в Кемерово и поступил на шахту. Начинал с таких специальностей, которых сейчас уже нет: сумконос, люковой. Сумконос — это рабочий, который носит по шахте взрывчатку за взрывником, а люковой — это тот, кто закрывал люки, когда из шахты поднималась нагруженная углем вагонетка.

Поступил в Кемеровский горный институт, окончил его и начал работать на инженерно-технических должностях: вначале помощником горного мастера, потом дорос до главного технолога шахты. В то время в шахте работали, в основном, выходцы из мест не столь отдаленных. Репин много рассказывал об этом контингенте, но всегда попутно замечал, что эти люди многому в жизни его научили. Потом перебрался в Башкирию.

Анатолий Николаевич ценил знакомства. И использовал для этого всё: поездки, застолья, заседания.

- Знакомство с новым человеком, — говорил он, — это новая работа, это поддержка.

Ради любимой работы он мог поехать хоть к черту на рога. В 1987 году на строительстве коллектора в Нижнем Новгороде (тогда еще Горьком) я и познакомился с Репиным. Мы быстро сговорились о том, что он вместе со своими ребятами (их было человек двадцать) поедет в Кострому строить крупный канализационный коллектор.

- Между прочим, — рассказывал бывший главный инженер репинской бригады Николай Федорович Ковальский, — в то время у нас были приглашения и из других городов: Саратова, Владимира. Но Репин выбрал Кострому. И мы стали собирать вещи. Сколотили ящики, в которые уложили всё необходимое, начиная от болтов всех размеров, авторучки и листов бумаги. Репин вообще все планировал до мельчайших деталей, с такой пунктуальностью. Упаковка вещей не являлась исключением из его правил.

Ребята все дружные, за Репиным в огонь и воду шли. Он позовет — они за ним. Хоть в Нижний, хоть в Уфу, хоть в Кострому. На любое дело. Он к ним относился, как строгий отец к детям: выгонял, ругал, но тех, кого ценил, прощал за легкие провинности. Когда он начинал всех гонять — на него ворчали, ругались, но подходило время выбирать директора (у них тогда было общество с ограниченной ответственностью) — все равно выбирали Репина.

Выборы проходили ежегодно. Традиционно Репин отчитывался перед всем коллективом о том, что сделано, сколько денег получено и как эти деньги распределены. Потом вынимал из кармана ключи от своего кабинета, от складов, клал эти ключи на стол и говорил:

- Вот вам все ключи, я ухожу, чтобы вы не чувствовали никакого моего давления, никаких моих взглядов на вас. Думайте спокойно, когда будете выбирать. Обсуждайте. Вернусь через час.

Он возвращался — и все голосовали за него.

Я такого, как Репин, только второго или максимум третьего человека встречаю. Ас, дока. К любой работе относился решительно, не боялся взять на себя ответственность за всё: за здоровье людей, их жизнь, быт, за их зарплату, за технику. И взамен получал безграничное доверие: Если он ночью всех поднимал и звал на какую-нибудь срочную работу, например, чтобы аварию устранить, — все бежали на его зов без лишних слов.

С приездом в Кострому Репина и репинцев в нашем городе начали отмечать День шахтера. Праздновали обычно у кого-нибудь в саду. Он приглашал всех, весь коллектив с женами и детьми. Покупали барана, резали, делали шашлыки. Он организовывал и поездки на Костромское водохранилище. И опять звал всех вместе с женами и детьми. Можно было только удивляться, как он все выносит, выдерживает: этих суматошных жен, крикливых детей, неудобства палаток?

У всех в Костроме сразу же появилась привычка (месяца хватило, чтобы привыкнуть): если на строительстве возникали трудности — шли к Анатолию Николаевичу. Вода, плывуны прорвались — к Анатолию Николаевичу. У нас в ту пору работали военные строители, тоже коллекторы строили, но и они чуть что, тоже бежали к Репину. Помню, в районе Черной речки прокладывали трубу и что-то у них стыки не получалось заделывать. Текут и всё. Пригласили Репина. Тот своих ребят привел, какой-то особый цемент достал, и заделали стыки.

В Костроме репинцы первоначально жили в гостинице «Кострома». Развернулись с работой за два дня: всё у них было с собой. И начали строить коллектор. Горно-геологические условия оказались хуже некуда. Но начало работы не предвещало ничего плохого. В хорошем темпе проходили под землей по 120 метров в месяц, и вдруг однажды ночью — провал: плывун пошел. Рабочие успели убежать, но 300 метров тоннеля запечатало текущим песком, и он все шел и шел. На этом месте шахтеры простояли почти полтора года, работая, как волы. Вычерпывали песок, использовали и кессон, то есть нагнетали в землю воздух, и глубинное водопонижение — откачивали воду. Но ничего не помогало, пока не применили заморозку.

Был день, который чуть не стал последним днем в жизни шахтеров. Они решили обрамить, укрепить провал, возникший в земле, железобетонными плитами и сделать колодец. Но тут прорвало близлежащую канализацию. Еле успели выйти из шахты: не прошло и пятнадцати минут, как все плиты сложились, как карточный домик. Восемнадцать «карточек», каждая из которых весила по 3,5 тонны.

- Помню, — рассказывал Ковальский, — мы стояли наверху, над громоздившимися друг на друга плитами, курили и у нас не только руки дрожали, но и колени.

Потом весь этот конгломерат, состоявший из металлической арматуры, бетона, грунтов, насыщенных прорвавшейся канализацией, рубили, вырезали, поднимали наверх и убирали. И вот впервые в России Репин решил применить здесь замораживание «текущего» грунта аммиаком. Благодаря этому, наконец, сдвинулись с места.

Любой объект, который Анатолий Николаевич сдавал, он проверял лично. Ну, вы представляете, какие это объекты? Канализация, в основном. А по правилам проверять ее надо только через 2-3 года после пуска. Это значит, что Репину всегда приходилось лезть в действующие канализационные трубы. Надевал резиновые штаны, куртку, каску на голову — и вперед!

На выходе, бывало, уже его товарищи стояли рядом с поливочной машиной, в которую всегда набирали подогретой воды. Как только Репин из трубы вылезал, его поливали из шланга с головы до ног и смывали всё, что на него налипало. Часто на такие ревизии он брал с собой главного инженера Ковальского. Тот цеплял на себя кинокамеру, чтобы потом наверху провести наглядный отчет о состоянии трубы.

Во время экономической разрухи и неплатежей Репин никому из своих ребят не давал опускать руки. Когда из-за нехватки денег у городской администрации остановилось строительство главного коллектора, он начал искать работу на стороне. Брался за всё, даже за мелочь, например за ремонт водопровода. Хотя для него такое дело было как семечки. Некоторым бабушкам, живущим в старых частных домах, он ремонтировал водопровод бесплатно. И в больницах ремонт коммуникаций делал бесплатно. А сколько он колодцев в городе переделал! Новую технологию внедрил: ставят его ребята железобетонное кольцо на колодец и копают внутри. На все чрезвычайные происшествия выезжал. И все делал. Его ООО «Костроматоннельстрой» можно было спокойно переименовать в подразделение по чрезвычайным ситуациям. Думаю, что сам Шойгу почел бы за честь работать с таким опытным отрядом.

Репин обижался только на то, что в Костроме строительные объекты распределяются не на конкурсной основе.

- Ну, почему я все время хожу в субподрядчиках, — возмущался он. — Все деньги генподрядчики забирают, а мне что достается?!

Но уехал он из Костромы не из-за денег, а потому, что проходки не стало. Он ведь определял, счастливо шахтопроходчик живет или не счастливо по тому, ведет он проходку или нет: ведет — значит живет счастливо, не ведет — значит не счастливо.

Однажды я был с Репиным в Москве на семинаре, где «Тоннельстрой» собирал специалистов со всей России. Вокруг Анатолия Николаевича сразу образовалась толпа народу. Я только слышал, как ему рассказывали: «Этот там работает, тот — там, проходка у них пошла. Ну, раз проходка пошла, то и ребятам повезло».

Уезжал Репин из Костромы так же быстро и решительно, как вообще делал всё в жизни. Продал всё, что у него было, пришел прощаться: в Калининград, сказал, уезжает, потому что там живет его семья. Я спросил, как там в Калининграде, есть ли тоннельный участок? Он ответил, что есть, но хуже, чем в Костроме, однако это неважно, а важно то, что работа есть. Вначале он хотел уйти на пенсию, и писал об этом из Калининграда. Но потом, видно, душа его не выдержала. Он сам пришел к начальнику калининградского «Тоннельстроя» и сказал:

- Бери меня хоть мастером, хоть кем. Я у тебя месяц поработаю, чтобы со всеми познакомиться, потом приду и скажу, на какой должности согласен работать и с каким окладом.

Много времени прошло, как мы расстались. Но я не изменил своего мнения о нем. И до сих пор считаю, что репинский потенциал ни в Уфе, ни в Нижнем, ни в Костроме не был использован полностью. Этот человек мог сделать гораздо больше.

Он как-то позвонил в Кострому своему другу Владимиру Ивановичу Дурандину:

- Зачем правительство России ругается с Советом Европы и с Литвой из-за Калининграда? Пусть даст мне миллиард — я прокопаю тоннель под всей Литвой, и народу можно будет ездить без виз и пропусков.

Сейчас начальником «Костроматоннельстроя» работает Николай Ковальский. Тот самый главный инженер, который цеплял на себя кинокамеру и лез вместе с Репиным в канализационный коллектор, чтобы проверить, всё ли там в порядке. Мне нравится, как о Ковальском сказал человек, который его очень хорошо знает, — Владимир Иванович Дурандин:

- Отличный специалист, деловой, грамотный и как человек хороший. Но не Репин. Помните один старый фильм, где играют Мордюкова и Ульянов? Мордюкова говорит Ульянову: «Хороший ты мужик, но не орел!» Вот и я однажды Ковальскому сказал почти то же самое: «Хороший ты мужик, Николай Федорович, но не Репин».

- По существу, — вспоминает далее Ковальский, — Анатолий Николаевич не сахар и тем более не мед. Мужик он горячий, мог послать куда подальше. Но отходчивый. Раза два обежит вокруг стола и, смотришь, уже остыл. Мы отработали с ним вместе шестнадцать лет. И все шестнадцать лет я был за ним, как за каменной стеной. И это давало мне возможность заниматься своим любимым делом — техникой. Теперь я директор «Костроматоннельстроя». Мы с ребятами ведем коллектор закрытым способом на коркинские очистные сооружения. Никто на поверхности земли, как и раньше, не догадывается, что мы там, под землей, пробиваемся сантиметр за сантиметром. Меняем старые трубы, стенки которых из-за коррозии стали тоньше листа бумаги. Спешим, чтобы успеть до прорыва и закупорки коллектора. Ведь закупорка — значит прекращение подачи стоков на очистные сооружения, где без них могут погибнуть бактерии, которые очищают стоки. Роем с утра до вечера. Но несмотря ни на что, свято «соблюдаем пятницу». И сидим после бани вместе, выпиваем по 150 граммов, повторяя любимый репинский тост: «За нас с вами, и чёрт с ними!»

- Я действительно не Репин, — подтверждает Ковальский. — Но таких как Репин — трое на миллион. Хотя многие черты Анатолия Николаевича я перенял. Но никогда мне не удастся так общаться с людьми, как умел он. Просто не дано. Я даже не знаю, в чем его секрет. Если б знал — перенял бы.

Подземные сети. Юрия Погорелова и Виктора Иванова

Я хочу рассказать о двоих великих копателях, которые начинали рыть подземные коммуникации и фундаменты в нашем городе задолго до Репина. И задолго до того времени, как я начал работать. Позже судьба свела меня с этими людьми. Мы вместе работали, спорили, даже ссорились. Но никогда не переставали уважать друг друга.

Старший из них — Юрий Дмитриевич Погорелов. Родился в восьми километрах от Костромы, в Шунге. Но после окончания энергетического техникума уехал на Урал, в Свердловскую область, где восемь лет отработал электромехаником на химзаводе. Затем вернулся в Кострому и с 1956 года до самой пенсии работал в строительстве. «Великий копатель» — так бы я назвал Погорелова, потому что под его руководством в Костроме сделано больше половины всех фундаментов жилых домов.

В 1956 году Юрий Дмитриевич начал работать в тресте «Костромастрой» при облисполкоме. Тогда мало было техники: на весь трест только 3 башенных крана, два из которых работали на строительстве областной больницы.

Землю под фундаменты копали, в основном, вручную. Потом в траншеи закладывали бутовый камень, засыпали гравий, и все это заливали раствором. К счастью, период ручной копки продлился недолго. В 60-х годах строительство начало развиваться бурно, для работ нулевого цикла начали создаваться участки управления механизации, стала поступать техника. Образовался совнархоз, который объединил разрозненные мелкие ПМК в управление строительных работ. И вот в этом управлении Погорелов стал главным инженером. Занимался прокладкой сетей. Нынешний начальник ОАО «Спецстроймеханизация» Альберт Павлович Яхонтов начинал у него механиком на бульдозерах, а потом, когда Погорелов стал начальником управления, Яхонтов занял должность главного инженера. Началось строительство микрорайонов Якиманиха, затем Давыдовский-1, Давыдовский-2, Паново, Юбилейный, Черноречье. Прокладывали в среднем по 50 километров водопроводных и канализационных сетей в год.

70 процентов сетей, имеющихся на сегодняшний день в городе, построены в 60-70-х годах. Всем, кто работал в системе социалистического хозяйствования, должны быть знакомы два слова: «план» и «аврал». План — это работа, которая должна быть выполнена к определенному сроку, а аврал — это несколько недель и даже дней до намеченного срока, за которые выполняется вся оставшаяся невыполненной работа. В авральные дни вкалывали по-стахановски: по 2-3 нормы в смену и по 12 часов в сутки и целыми сутками.

- Разные бывали авралы,- рассказывал мне Юрий Дмитриевич, — но такого аврала, какой объявили за день до планового окончания работ по укладке стальной трубы «восьмисотки» вокруг «сковородки», не припомню. К «восьмисотке» должны были подсоединить все водопроводы города. И вот представьте себе ситуацию: до ввода этого сооружения в действие остается день и ночь, а работы там на три дня и три ночи.

Казалось бы, что такого, если опоздают на два дня? Ничего. Но я опять-таки прошу вспомнить недалеко отошедшие от нас по времени советские традиции сдавать главные народно-хозяйственные объекты к великим праздникам. Так, к 1 мая должны были закончить работы по прокладке водосетей вокруг «сковородки». Мало того, к 1 мая площадь должны были утрамбовать, заасфальтировать, и все это должно было просохнуть к началу демонстрации.

Погорелов согнал в центр города всех лучших рабочих, кого только мог: ведь еще надо было все трубы соединить с «восьмисоткой», опрессовать, заизолировать, а потом уж засыпать. Все маленькие и большие начальники работали вместе со всеми на этом участке весь день и всю ночь. И даже зампред горисполкома Широков работал. Рано утром 30 апреля пошли домой, а им навстречу уже шли к «сковородке» дорожники, чтобы все засыпать и заасфальтировать.

На следующий день по площади уже прошла демонстрация трудящихся города под красными знаменами и лозунгами «Мир, Май, Труд».

Почему тогда затянули ввод? Да потому, что прокладка труб в земле — всегда непредсказуемое дело: никогда наперед не знаешь, что там тебя ждет.

Тогда, копая вокруг «сковородки», наткнулись на старую ливневую канализацию из фанеры. Сейчас, наверное, трудно себе представить, что фанерная труба могла сохраниться (местами, правда) аж с дореволюционных времен. Там же нашли и водопровод — старый, деревянный. Естественно, при таких находках работу экскаватора приходилось ограничивать: исторические ценности, как-никак, нельзя же их с землей перемешивать!

Вообще-то, «нулевикам» можно начинать писать книги по истории края, так много они встречали под землей интересных свидетельств прежней эпохи. К примеру, в фабричном районе постоянно попадались дренажи из пучков ивовых, осиновых и ольховых прутьев. Пучки были аккуратно и плотно уложены в земле один за одним, и по ним, по направляющим, стекала вода. А непосредственно под предприятиями (льнокомбинатами имени Ленина, Зворыкина, фабрикой имени Октябрьской революции) натыкались на чугунные водопроводы.

Первые свайные фундаменты в Костроме под руководством Юрия Дмитриевича Погорелова сделали в конце 60-х годов в Черноречье. Кто-то ему подсказал, что учиться бить сваи надо ехать в Ленинград, где все на сваях. Туда за опытом Погорелов послал начальника планового отдела УСР Льва Николаевича Андреева. Андреев там досконально все «срисовал». Ленинградские строители посоветовали ему при забивке свай, не применять дизель-молоты: энергия забивки у них низкая, к тому же они капризные и ненадежные в эксплуатации.

По совету ленинградцев погореловцы применяли механический молот. Отлили стальную «бабу», подвесили ее на трос к стреле экскаватора, а потом поднимали и бросали на «голову» сваи. Просто и надежно. Если грунты слабые — свая забивалась буквально в несколько ударов. Через несколько дней делали по ней несколько контрольных ударов. Обычно грунт очень хорошо уплотнялся вокруг сваи, и она уже не двигалась вниз ни на один сантиметр. Потом стали применять конусные сваи, у которых несущая способность выше, так как они при забивке уплотняют грунт еще сильнее.

В районе льнокомбината имени Ленина («БКЛМ») 12-метровые сваи забивали с трех ударов: ударяли молотом, а потом смотрели: молот — вверх, свая — вниз. Казалось, она идет в грунт, как в масло, и никакие стены на ней не удержатся. Но на следующий день приходили, смотрели: эту сваю уже было с места не сдвинуть, и сколько ни бей по ней она в землю уже не идет, срабатывает так называемый, эффект засасывания.

Перед тем как начать застраивать многоэтажками улицу Ивана Сусанина, проектный институт разработал документацию, в которой предусматривалось поставить дома на 18-метровые и даже 24-метровые сваи. Дело в том, что под этой улицей на глубине около пятнадцати метров находятся древние озера, заросшие торфом. И главный инженер проектного института Константин Николаевич Лиманцев принял решение эти торфы пройти свайными фундаментами.

«Кроты», которыми в это время уже руководил Яхонтов, были не согласны с этим делом, считали, что такие огромные сваи — только лишняя головная боль для строителей, и что вполне можно обойтись обычными. Но Лиманцев настоял на своем. Пришлось раскошеливаться на установку лидерного бурения — сборные 18-24-метровые сваи без бурения в грунт не забьешь. Но, как говорится, нет худа без добра: в Костроме с тех пор освоили установку лидерного бурения. А первые дома на сваях около 20 метров длиной стоят теперь в районе магазина для молодоженов.

Второй из «великих копателей» — Виктор Павлович Иванов — в Костроме живет с десятилетнего возраста. Окончил автодорожный техникум, затем Костромской сельхозинститут по специальности «Промышленное строительство». И вот с тех пор, с 60-х годов, образно говоря, как зарылся в землю под Костромой, так и вылез из нее лишь в 1991 году. Начал с маленькой должности мастера, а закончил высокой должностью главного инженера треста «Спецстроймеханизация».

В 1991 году трест был расформирован. И с тех пор, по словам Виктора Павловича, закончилась его государственная служба и началась частная работа: Иванов стал директором частной строительной фирмы «Полиатива». Вроде бы всё у человека есть: и прибыль, и любимое дело. А чувствую, что тоскует он по тресту, по размаху и масштабу былой работы. Сказал как-то ему об этом:

- Ну, нет больше твоего треста, не тоскуй. Зато у тебя частная фирма. Ты — хозяин.

Иванов почти обиделся:

- А кто, по-твоему, такую массу людей будет из «хрущевок» переселять? Частные фирмы? А время-то пришло: «хрущевки» скоро валиться начнут.

Виктор Павлович считает, что расформирование треста нанесло вред всему строительству. Я с ним полностью согласен. Ни одной частной фирме эту работу не поднять. Нужна крупная государственная строительная организация. На худой конец, муниципальная. С техникой, технологиями, деньгами.

Виктор Павлович полагает, что больше всего пропадает государственных денег на госзаказах частным фирмам, потому что тендеры — это условно. Поэтому, как хозяин частной фирмы, он принципиально не работает с государственными учреждениями.

Он, как никто другой, умеет рассказывать о своей работе. Причем всегда рассказывает весело, иронично, интересно. Даже о самом прозаичном. Но больше всего я люблю слушать о том, какие потрясающие вещи он и его люди находили под землей. На территории льнокомбината имени Ленина, который сейчас стал называться Большой Костромской льняной мануфактурой, обнаружили свинцовые трубы. Отрыл их из земли начальник участка Николай Васильевич Вагичев. Кстати с Николаем мы учились вместе в школе. Не зная, что предпринять, он бегал по территории, спрашивал работников комбината, под давлением или не под давлением трубы, то есть неработающий ли это водопровод. Но все ему отвечали одно и то же: «Да бросьте вы сомневаться, как он может быть работающим, это же такая древность!»

Вагичев подцепил свинцовую трубу экскаватором, чтобы вытащить, освободить место для новых труб. И что бы вы думали? Весь комбинат остановился без воды: оказывается эта «древность» была действующим водопроводом, исправно работала, питала весь комбинат, просто никто об этом не подозревал! Началась прямо-таки паника: никто не знал, где у «древности» находится задвижка, чтобы перекрыть ее. Совместными усилиями с администрацией комбината нашли одного старого деда, который работал на этом предприятии в 30-е годы. Дед пришел и показал, в каком месте надо рыть, чтобы найти задвижку.

В 60-е годы, когда вместе с началом бурного строительства жилья стали реконструировать коммуникации на территориях предприятий, найти старый водопровод было привычным делом. Никто из нас этому уже не удивлялся. Однако случались и совершенно удивительные находки. К примеру, в районе проспекта Текстильщиков откопали несколько толстых широких и длинных слоев обрезков кожи, очень утрамбованных. Видимо, в этом месте когда-то была дорога, которую несколько лет подряд подсыпали кожаными обрезками работающие неподалеку артели кожевников.

К сожалению, основатель Костромы Юрий Долгорукий не мог предвидеть, сколько мучений испытают под этим городом строители водопроводов и канализационных коллекторов. Знал бы — не остановился бы на болотистом волжском берегу и не стал бы закладывать город. Но, как говорится, что сделано, то сделано: остановился, основал. А нам жить и бороться с подземными водами и песками-плывунами. Ведь под Костромой попадались такие участки, которые не поддавались осушению. Так было, в частности, при строительстве коллектора завода «Луч». Заложили шахту, прошли метров шесть и ничего не могли сделать с хлынувшей водой. Так и бросили, ушли оттуда.

Рядом со зворыкинским детским садиком боролись с водой и текучими песками 7 месяцев.

- Помню, трубу кладем, — рассказывал мне Иванов, -она уходит вниз, другую кладем — и другая уходит… Новую школу из-за этого сдать не могли. Полгода откачивали воду, пока грунт стабилизировался и дал нам возможность потихоньку выйти из этого района. В 5 часов утра 31 августа доложили в горисполком о том, что наконец-то труба не ушла под землю, а твердо встала на свое место. 1 сентября открыли новую школу, и прозвенел первый звонок.

Микрорайон Якиманиха стоит полностью на болоте. Прежде чем этот микрорайон застраивать, проложили ливневый коллектор, потом к нему подвели дренажи, а уж после всего этого начали прокладывать остальные коммуникации.

- Я только начинал мастером работать в управлении строительных работ, — вспоминает Виктор Павлович. — Пошел однажды к Юрию Дмитриевичу Погорелову в бытовку и провалился по грудь в болото. Дело зимой было, мороз стоял больше тридцати градусов, но торфяное болото не замерзало, там и ключи били.

Там постоянно вся водопонижающая техника УСР работала. Механиком участка был Александро Тараканов. Лет пять он из Якиманихи воду качал. Сколько кубов выкачал — даже подсчитать невозможно: космические цифры! Можно было плюнуть и ничего не строить на этом гиблом месте. Но город должен был расти, развиваться. Искать место еще дальше от центра, чем Якиманиха, можно было, но тогда возникла бы проблема с транспортом. А чем дальше ездить городскому транспорту, тем дороже. Да еще и канализацию потребовалось бы туда дотянуть. А это снова огромные деньги.

Костромская ТЭЦ А. Неизвестный

Микрорайон Давыдовский закладывали в 1975 году. И пока там строители возводили первые три пятиэтажных дома, «кроты» закладывали сети по всему району: теплотрассу к ТЭЦ-2, коллекторы, телефонную канализацию из 16 телефонных «ниток».

А какие моря пота и крови были пролиты в районе Черной речки! А сколько мучились с установкой дренажных насосных станций! Одна из них, в районе улицы Депутатской, зависала, то есть не шла вниз. Пришлось ее опускать силой, догружать. Другая, что в районе полей фильтрации Коркинских очистных сооружений, напротив, не останавливаясь шла и шла вниз. Пришлось срочно привозить сваебойку, забивать сваи с обеих сторон станции, стальную балку опереть на эти сваи и подвесить станцию к этой балке. Только тогда она остановилась. Потом мы месяца два устраивали в ней днище, плывун не давал это делать. Когда все устроили, посмотрели снаружи: такая безобидная, маленькая будочка из-под земли выглядывает, и не подумаешь, что она могла причинить столько хлопот.

Все городские сети прокладывали, в основном, в 1970-х годах. Срок жизни стальных труб — 25 лет. Сейчас на дворе 2004 год. Последние десять лет на ремонт и замену сетей не было средств. А в 80-е годы все средства направлялись на новое строительство. Ведь никто не предполагал, что в 90-е годы жизнь всей страны изменится так круто.

Если бы по канализационным трубам текли нефть или газ, то они давно были бы приватизированы и, конечно же, вовремя заменялись и ремонтировались. Но, увы, содержимое канализационных труб пока что не вызывает интереса ни у олигархов, ни у простых предпринимателей.

Сейчас многие задвижки на водопроводных сетях закрыть невозможно — проржавели. В результате, если где-то трубу прорвет, воду отключают у половины города.

Что касается теплотрасс, то они «живут» еще меньше, чем водопровод и канализация: из-за горячей воды трубы коррозируются быстрее. Многие ветераны-строители с ностальгией вспоминают годы активного строительства инженерных сетей и сооружений в городе, прежний масштаб гражданского строительства.