Молодой человек между идеалом и реальностью. Книга костромской вольной типографии «Бесполезно излишне умствовать» (1793 г.)

Костромская вольная типография, открытая Никитой Николаевичем Сумароковым  в 1793 г. в с. Карцово (через 10 лет после известного указа Екатерины II), а в 1797 г. переданная владельцем губернскому правлению, достаточно известна. Её судьбу проследил В. П. Семенников[1], современная исследовательница И.Фоменко подробно собрала о ней все, что известно на сей день[2]. Проанализировав известные костромские издания, сотрудница РГБ пришла к выводу, что «со стороны организаторов типографии имела место попытка учесть реальный читательский спрос русской провинции»[3]. Об этом, действительно, свидетельствует издание в 1796 г. «Постной поварихи», «Опытного конского лечебника», «Щеголеватой аптеки», «Разумной нянюшки, или Нравоучительных сказочек для детей». Наряду с этим издавались поэтические и риторические упражнения местных авторов «на случай».

Можно согласиться с мнением И.Фоменко, что на литературные вкусы издателя указывает издание пародии на эпическую поэму «Андрияда, или Мужественная битва» (1794). Описание ссоры, перешедшей в драку, явно имевшая реальных, хотя и не установленных прототипов, пародирует сцены из «Илиады», — это заставляет предположить, что автором был либо сам издатель, либо человек его ближнего круга.

К числу пародийных можно отнести и альманах «Цвет пчелам, мед женам а сор дуракам» (1894), несмотря на то, что исследовательница считает, что это «вполне типичный для русской книги того времени сборничек переводных нравоучительных произведений в стихах и прозе»[4]. Вряд ли можно считать нравоучительным «Письмо к любовнице карточного игрока…», где рассказ о любовных приключениях перемежается терминами карточной игры: «В Шпадилью я влюбясь, / день целый волочился, / снискал ее любовь / и щастлив очутился,/ Манильи зрак потом / любовь в меня вселил, / Смешал я раза два / взаимность получил… ».

Язвительность и склонность к насмешкам сочеталась в составителе с интересом к стихам, опубликованным в том же сборнике, которые описывали пылкую и далеко не платоническую страсть лирического героя к некоей замужней женщине, с которой его разлучают непреодолимые обстоятельства, — сюжеты, так же далёкие от нравоучения.

В репертуаре костромской типографии действительно можно отметить преобладание над беллетристикой изданий, рассчитанных на практическую пользу и, следовательно, коммерческий успех в кругах провинциального дворянства. Тем более примечательно, что в числе первых изданий костромской типографии оказалась повесть «Бесполезно излишне умствовать» (1793) [5].

Изданный без указания автора, снабженный вторым заглавием «сказка переведенная с немецкого языка»,  текст выдает французские корни: главный герой «сказки», Эдмонд, имел «тритцать тысяч ливров годового доходу» (с.4), а в финале в поисках помощи своих прежних покровителей «направил печальные свои стопы по Парижской дороге» (с.41).

Автор был установлен в 1960-х гг. составителями Сводного каталога русской книги гражданской печати XVIII века. Это французский писатель, актёр и драматург Ш.А. Пиго-Лебрен (1753-1835)[6], который известен как «un ecrivain un peu leste» (несколько фривольный писатель), автор эротических романов. Кроме того в 1803 г. он издал двухтомный «Цитатник», собрание афоризмов антирелигиозного содержания, заимствованных, главным образом,  у Вольтера.

Подробно описанные эротические сцены, ироническое отношение к герою-идеалисту характерны и для текста, послужившего основой для перевода, изданного в костромской типографии. Главный герой вступил на путь самоусовершенствования: «Не иначе, как господствуя над собою, говорил он, как покоряя свои страсти, человек став мудрым, может учинить себя общеполезным» (с.4).

Автор последовательно доказывает тщетность этих намерений. Стремление к целомудрию оборачивается грехопадением, бескорыстие и доверчивость  —  разорением, нежелание прибегнуть к протекции и тем самым оттеснить более достойного приводит к тому, что «Эдмонд, ревнуя о благе общем, имел в руках все способы, дабы оказать отечеству своему услуги, остался бесполезным и неизвестным членом» (с.9). Сочинитель не скрывает иронии к своему герою: «Сколько ни представляли ему, что разумной человек великодушно сносит превратности своего века; но он стоял на том упорно, что веку надлежит перемениться, как и он себя переменить старается» (с.9).

Итогом стала смерть Эдмонда в богадельне от горячки. Мораль автор вкладывает в уста духовника, принявшего последнюю исповедь героя: «Друг мой, кто мнит достигнуть совершенства, и хочет уподобить себя в том Богу, есть ничто иное, как безумец. Таковое совершенство не свойственно человеку; крайности в добродетеле, как и в пороке, ведут к злополучию» (с.43). Умирающий соглашается с ним: «если все сии превратности к посрамлению имяни моего совершились надо мною, то конечно не от чего иного, как от излишнего моего умствования» (с.44).

Владелец костромской типографии Н.Н. Сумароков к этому времени уже был автором двух переводов с французского. Еще в 1783 г., служа в лейб-гвардии Семеновском полку, он посвятил своему отцу  перевод  «удивительных секретов великого Алберта», которые наряду с элементами алхимии и астрологии содержали практические советы по уходу за оружием и т.д.[7] В 1791 г. в неустановленной московской типографии он же издал «Описание Константинополя», также переведенное им с французского.[8] Это дает основание предположить, что и переводчиком «сказки» мог быть сам издатель, взяв за основу оригинальный текст.

Однако костромское издание не было первым в России обращением к этому сочинению Пиго-Лебрена. За четыре года до него в Москве уже была опубликована та же повесть под названием «Опасность от излишней мудрости» с указанием автора (Пиголт), но без упоминания имени переводчика[9]. Если учесть, что первые известные литературные опыты Пиго-Лебрена относятся к 1786 г., то изданный в Москве в 1789 г. перевод был сделан сразу после выхода французского протографа.

Сопоставление двух переводов не выявило прямых текстовых заимствований, что позволяет предположить, что Н.Н. Сумароков не знал о существовании московского издания. Ранний вариант, вероятно, ближе к исходному тексту в двенадцатой главе, где описывается неудачная попытка разоренного героя уйти в монастырь (в издании 1789 г. – аббатство). Настоятель отказал Эдмонду, узнав, что у него нет денег, — вполне в духе вольтеровского антиклерикализма.

В костромском переводе герой сам отказывается от предложения старшего из монахов (названных там пустынниками). Мотив не кажется убедительным: «почтенный старик» сказал, что «надлежит ему оставить все суетные мысли, стараться исполнять те добродетели, кои служат более к душевному спасению и ожидать благочестивого конца дней своих. Эдмонд, коему сии правила с мудрованием его показались не согласны, не мог оными воспользоваться» (с. 41).

Это поворот сюжета противоречит главному мотиву поступков героя книги, которые с самого начала оправдываются именно стремлением к добродетели. Можно предположить в качестве причины как вмешательство более консервативной провинциальной цензуры (книга «печатается с указанного дозволения»), так и собственное стремление переводчика смягчить слишком резкую критику церковных институтов.

Но в столкновении «рациональной идентичности» с естественными проявлениями человеческой природы и с принятыми в обществе стереотипами поведения и автор, и переводчики занимают позицию, противоположную позиции героя-идеалиста. Все трое фиксируют следование «природе» человека и общества как  норму, определяя позицию перфекциониста как отклонение от неё. Стремление героя   к идеалу обречено на провал. Классицистический конфликт долга и чувства выворачивается наизнанку.

Какие же реалии общественной жизни российской империи вызвали к жизни два перевода одной и той же повести малоизвестного на тот момент французского автора?

«Он есть свободной человек, умеющий покорять волю законам разума», — отвечал масонский катехизис на вопрос «Что есть свободный каменьщик?»[10]  Именно на вторую половину XVIII столетия приходятся распространение в российском обществе масонских идей, к числу которых принадлежали многие представители «мыслящего меньшинства» Российской империи. На рубеже 70-80-х гг. на отечественную почву попадают и дают обильную поросль идеи И. Арндта и К. де Сен-Мартена, проповедавших   «путь добра», ведущий к «истинному христианству».

Весной 1779 г. увлеченный идеями мартинистов Н.И. Новиков переезжает в Москву и берет в аренду на 10 лет типографию Московского университета. В 1784 г. он с друзьями организует Типографическую кампанию, одним из пятнадцати членов-учредителей которой был костромской помещик, соученик и друг А.Н. Радищева, А.М. Кутузов (1746 — 1797), вложивший в неё все свое состояние.

В 1787 г. А.М. Кутузов был отправлен московскими розенкрейцерами в Берлин для получения высших эзотерических знаний. Однако в результате начавшихся гонений на русских масонов он перестал получать помощь от друзей и сильно нуждался, оказался в долговой тюрьме, а в 1797 г. умер «от следствий сильной горячки». [11]

Даже если учитывать, что смерть масона наступила лишь через четыре года после выхода в свет костромского перевода книги «Бесполезно излишне умствовать», аналогии представляются уместными. Однако можно ли предположить, что переводчику и издателю «сказки», Н.Н. Сумарокову была известна история его земляка? На этот вопрос помогает ответить издание книги «Список Гусарского Копейного Рейтарского и Солдатского Строю Полковником и Подполковником и иных нижних чинов начальным людям Руським»,[12] вышедшее в типографии Н.Н. Сумарокова в 1793-94 гг. Оно посвящено «губернскому предводителю Костромского наместничества» Ф. М. Кутузову. Это указывает, по меньшей мере, на знакомство с ним издателя Пиго-Лебрена.

Именно Ф.М. Кутузов продавал костромские имения брата-мартиниста, который вместо создания семьи, пренебрегая государственной службой, статской или военной, вкладывал полученные средства в сомнительное с точки зрения коммерции предприятие, полагаясь на лишь помощь друзей. Это позволяет предположить, что история «сочувственника Радищева», даже далёкая в ту пору от своего трагического финала, побудила язвительного и прагматичного костромского издателя перевести книгу с говорящим названием «Бесполезно излишне умствовать».

Если принять это предположение, то можно рассматривать издание повести Пиго-Лебрена как отражение позиции представителей «обыденного сознания» к попыткам реализовать на практике идеалы самоусовершенствования, которые вступали в противоречие со «здравым смыслом».