Из воспоминаний
Василий Румянцев, священник

Священик Василий Румянцев

Священник Василий Румянцев (1876/77 - 1962) родился в деревне Дьяконове Буйского уезда в крестьянской семье.
В 1884 - 1887 гг. учился в Чудцовской начальной школе Буйского уезда. Это было единственное учебное заведение, в котором он учился. Отец, Вавила Васильевич, умер 54-х лет, когда сыну было не более 13 лет, но отец успел научить Василия всем крестьянским работам. После смерти отца Василий нанимался вместе с братьями, с которыми он жил, к лесопромышленникам рубить и вывозить лес (работал 2 зимних сезона погонщиком лошадей), помогал братьям в плетении лаптей на продажу. С 1891 г. он — писарь и счетовод местного сельского старосты. В 1893 - 1909 гг. — учитель Чудцовской церковно-приходской школы и Дьяконовской школы грамоты (в 1896 г. сдал испытания на звание учителя начальной школы). За труды по народному образованию в 1902 г. был награждён серебряной медалью «За усердие» на Александровской ленте. В 1909 г. Василий Румянцев принял сан диакона и вплоть до 1913 г. служил диаконом в Ильинской церкви села Тутки Солигаличского уезда. В 1913 г. о. Василий был рукоположен в священника и с этого времени по 1937 год служил священником Георгиевской церкви села Каликина Чухломского уезда (ныне территория Парфеньевского района), впоследствии закрытой и разрушенной. В 1934 г. о. Василий перешёл в обновленческий раскол, став в это время благочинным. В 1937 г. ушёл в заштат. В 1943 г. в связи с упразднением обновленчества возвратился в Русскую Православную Церковь. После 1937 г. недолго служил в Воскресенском храме села Парфеньева, в 1947 г. — в храме св. Василия Великого в Галиче.
Умер 85-ти лет в Каликине, похоронен возле Георгиевского храма, в котором прослужил около 25 лет.
Воспоминания написаны им в начале 50-х гг., публикуются в сокращении.

При публикации сохранены особенности авторского написания слов: буква ё под ударением («бревёнчатый», «тёмно») и в безударном положении («морё»), «и» в положении между мягкими согласными («болизни») и некоторых слов: «фамиль», «дедушко», «конфекты» и т.д.; написание с заглавной буквы названий месяцев года, учебных предметов в школе и в др. случаях («Государство» — не в начале предложения; «Его» — при рассказе о погибшем в Отечественую войну сыне — тоже не в начале предложения — и пр.); приставки на «з» перед глухими согласными; у прилагательных и числительных окончание «-ия» вместо «-ие» в им. п. мн. ч. и «-яго» вместо «-его» в род. п. ед. ч. муж. и ср. р. Некоторые сокращённые слова для удобства чтения даны полностью; другие, имеющие авторский характер сокращения, печатаются в общепринятом виде. Пропущенные слова даны в квадратных скобках, подчёркнутые автором слова выделены жирным шрифтом. Даты записей в «Дневнике Отечественной войны» выделены курсивом. В подавляющем большинстве случаев сохраняется авторская пунктуация. Редакторская правка отсутствует.

Моё детство

12 февраля 1952 г.
Я не помню, когда родился. Это невозможно. О времени своего рождения я узнал в школе в 3-м классе, когда учился третий год. В то время мне было 11-ть лет. Я родился 22 декаб. по ст. ст. 1876 г. в дер. Дьяконове Дьяконовского с/с Буйскаго р-на Костр. обл. (а) от небогатых родителей — крестьян-хлебопашцев. Отца звали Вавило Васильевич, а мать – Пелагия Тимофеевна. Они были малограмотными, фамили не имели.

Для меня кажется невероятным, но на самом деле это было в моей еще младенческой жизни, когда мне было не более одного года от рождения. В один из дней я увидел себя у грудей своей матери, питающей меня, а потом понял, что она кладет меня в люльку против моего желания и начинает качать с пением колыбельных слов. Я видел в это время, что за столом сидел седой старик в домотканой в клеточку синей рубашке. Это был мой дедушко по отцу, как я узнал после. Его звали Василием. И это событие каким-то образом [запечатлелось] в мозгах моей головы и осталось в памяти навсегда по сие время, когда мне уже 75 лет. Еще запечатлелось в тот момент внутренний вид дома и постановка в нем, а именно: белая печка, пиленый тесовый пол, брёвенчатый и нетёсаный потолок, лавка около стен, стол в красном углу и наверху в углу иконы.
Я помню, что мне не хотелось в этот раз быть в люльке и я очень плакал. А потом, по-видимому, я уснул под пение матери. И больше не возобновлялись мои подобные ощущения себя и действий моей матери и моих родных до времени моего понимания, свойственного всем детям.
Когда я стал уже порядочно взрослым, понимающим и способным разговаривать с матерью и спрашивать ее и ей передавать свои детские впечатления – мне вспомнилось сказанное выше событие. Я рассказал ей всё это. Она на это ответила, что действительно всё так и было во время моего младенческого возраста, когда мне было не больше одного года от рождения. При этом она сообщила, что виденный мною седой старик был мой дедушко Василий 80 лет, который потребовал при крещении моем дать мне имя тоже Василий. При этом он пророчески сказал, что я родился на смену ему, буду таким же, как и он. При крещении меня на дому он был за псаломщика и читал Символ веры, вместо отца крестного. Также мать сообщила при этом, что дедушко носил синия в клеточку рубашки. Она сообщила, что действительно правильно описаны мною внутренние виды дома. Дедушко Василий недолго жил после моего рождения, вскоре умер. Мать сообщила мне о нем одно хорошее и примерное для нас в жизни, оставшихся жить с родителями. Он был совершенно трезвым, трудолюбивым, миролюбивым со всеми, не любившим ссор и сквернословия, вел свое хозяйство правильно-толково, каждое дело по хозяйству отправлял своевременно и без опущений. У меня было два брата и две сестры старше меня. Их теперь нет: они умерли.
До школьного возраста я был несколько раз, почти всё время, больным. По-видимому, я перенёс все детския болезни: натуральную оспу, т.к. в то время не было противооспенных прививок, и от оспы умерли троё моих товарищей по детским играм. Я перенёс корь и коклюш, перенёс и скарлатин с осложнениями, была большая опухоль под бородком, в виде большого вала, потом прорвавшегося и образовавшего раны. При этой болезни мать возила меня в Ферапонтовский храм для молитвы над могилою Преп. Ферапонта. После этого я стал выздоравливать и моё здоровьё окрепло. Мать мне сообщила, что при всех своих болезнях я несколько раз умирал, был очень слаб и лежал под Святыми иконами на лавке, приговоренный к смерти. В это время некоторые из соседей приходили к нам смотреть на меня умирающего. Это и я помню и теперь их представляю своим воображением и называю их имена. Но я ожил и выздоровел. Исполнилось пророчество моего дедушка Василия. Я сменил его и теперь живу. Напрасны были страхи моих родных и всех приходящих. Мои родители, мои братья и сестры радовались этому и меня баловали своими гостинцами, покупали конфекты.

Мое первое образование

24 Февр. 1952 г.
Когда мне исполнилось 8 лет, меня отдали учиться в Чудцовскую начальную школу, в которой я учился три года. Учителем в школе был трезвый и во всём хорошем примерный человек. Его звали Николай Аниподистович Сибилев. Он был сам выдержанным и строгим к себе и старался и нас воспитать и сделать такими же выдержанными и примерными для правильной жизни: не позволял ссориться и произносить нехорошие — нелитературные — мужицкие слова, не позволял курить табак и ходить по вечерам в беседы парней и девушек, чтобы не перенять у них нехорошее, например сквернословие, и чтобы не потерять время, необходимое для усвоения уроков, заданных на дом или на квартиру. За выполнением всего этого он строго следил. И мы слушались его и в то же время боялись его обидеть непослушанием, потому что мы его любили. Кроме этого, им было указано ходить нам в церковь в каждый праздник, куда приходил и сам он неупустительно за пять километров, подавая пример нам в этом и — в то же время — проверяя нашу исполнительность.
Основными предметами для преподавания были: Закон Божий, Русский язык, Арифметика, Церковно-славянский язык и Чистописание. Пособиями по Закону Божию были истории – книги авторов: Соколова, Чемцова и епископа Агафодора. По Русскому языку пособиями были учебники: «Родное слово» — первый год, для младшего отделения, «Хрестоматия» Баранова — для второго и третьяго отделений; книга Водовозова и «Детский мир» Ушинского – для третьяго отделения. По арифметике были задачники Евтушевского и Гольденберга. В состав Русского языка входило: толковое механическое чтение с объяснением непонятных слов и пересказыванием своими словами прочитанного, а иногда с письменным изложением; заучивание наизусть стихотворений и басен, знание главных событий из отдела Русской истории; знание частей света, океанов, морей, рек и озёр и городов нашего отечества – из отдела по географии, с подразделением по краям и указанием, где чем занимается население; знакомились с царством животных, растений и ископаемых минералов — из отдела Естественной истории.
На правописание и знание грамматических знаний обращалось большое внимание учителя. При этом часто делался разбор слов по частям речи и предложений. При письменных работах обращалось тоже большое внимание на чистописание.
По Арифметике требовалось знание четырёх арифметических действий (сложения, вычитания, умножения и деления) простых чисел и составных-именованных с раздроблениями и превращениями разных мер, решением примеров и очень сложных задач, по Гольденбергу и Евтушевскому задачнику, с простыми и именованными числами. Также решали примеры и задачи на квадратные и кубическия меры и на вычисление времени. Знакомились с простыми дробями и десятичными.
По всем этим предметам я имел большой успех и был первым учеником из своих товарищей по классу.
По церковно-славянскому языку требовалось быстрое и правильное чтение на ударениях слов и перевод церковно-славянского языка на русский. Это производилось при чтении по порядку Св. Евангелия. По Закону Божию требовалось знание начальных молитв, Символа Веры и 10-ти заповедей Закона Божия — с объяснением, знание истории ветхого и нового завета с тропарями великих праздников, знание церковных Богослужений суточных и годичных, церковный устав при Богослужении и о степенях священства и о одеждах, присвоенных их сану. Знакомились с некоторыми событиями и из Церковной истории.
Курс знаний и усвоение всего этого проходили в течение трех годов, при трех классах или отделениях, занимаясь ежедневно, начиная с 1-го Окт. и по Май месяц, по 5-ти уроков. Задавались большие уроки на дом. В зимние долгие вечера приходили ученики в школу для выполнения этих уроков, т.к. было лучше и удобнее решать эти уроки при большом свете от школьных ламп и при помощи учителя.
При школе имелась довольно порядочная библиотека. Все время обучения брали из нея книги для внеклассного чтения. Я любил читать сочинения Пушкина, Лермонтова и Гоголя. Мы хорошо знали все сказки Пушкина, несколько стихотворений и повесть «Капитанская дочка», «Метель», «Барыня-крестьянка». С большим увлечением читали все сочинения Гоголя, в особенности книгу «Тарас Бульба». Из сочинений Лермонтова все мы знали наизусть стихотворения «Бородино», «Воздушный корабль» и др. А басни Крылова – это была необходимая потребность знать наизусть довольно порядочно из них и разыгрывать их на сцене своего кружка, например: «Два мужика», «Муравей и Стрекоза» (б) и др. В большом ходу у нас были книги: «Робинзон Крузо», «Князь Серебряный» А. Толстого, сказка «Аленький цветочек» — Аксакова, «Юрий Милославский» — Загоскина, «Хижина дяди Тома», «Суворов», «Кутузов» и др.

Порядок школьной жизни был следующий: ежедневно был классный дежурный из учеников старшего (3-го отделения) класса по очереди. На обязанности его было приготовить мел, мокрую тряпку для стирания с классной доски, посадить учеников на свои места по партам, прочитать молитву пред учением: «Преблагий Господи, ниспошли нам благодать Духа Твоего Святого, дарствующего и укрепляющего душевныя наши способности, да внимая преподаваемому нам учению, возросли мы нашему Создателю на славу, отечеству нашему на пользу и родителям нашим на утешение». После прочтения молитвы дежурный должен был сказать: какой сегодня день (понедельник или другой какой), которое число и какого месяца и года, каких Святых праздник (для этого висел календарь). Потом дежурный раздавал ученикам чернильницы, ручки и тетради, а после урока – собирал их и передавал учителю. Он же читал молитву и после учения. Каждый учебный год заканчивался школьным праздником. Он состоял в следующем: учитель обращался ко всем ученикам с наказом, как вести себя дома летом и что нужно помнить, а потом производилось угощение по очереди всех учеников чаем с баранками, хотя было ежегодно не менее 70 человек.
После 3-х годичного обучения производились экзамены Экзаменационной комиссией, состоящей из
3-х членов: председателя, командированного Уездным училищным советом, законоучителя-священника и учителя. Успешно сдавшим экзамен в знании курса школы выдавалось свидетельство об этом, с правом какой-то льготы по воинской повинности, а хорошим ученикам выдавались еще похвальные листы за хорошие или отличные успехи.
Я кончил учение в начальной школе с похвальным листом за отличные успехи. И мне было предложено учиться в Солигаличском уездном училище с получением субсидии от Уездного земства без возврата. Но отец мой не согласился меня отпустить, хотя я желал учиться.

Значение школьного воспитания

25 февраля 1952 г.
Значение школьного воспитания юношества остается на всю жизнь. Это я вижу по себе. Для меня наш учитель, Николай Аниподистович Сибилев, остаётся примером и идеалом по сие время. Его выдержанность и строгость к себе передалась и мне, потому что я по сие время не позволяю себе произносить нехорошие и ругательные слова, хотя имею себе 75 лет от роду. Стараюсь избегать ссор с другими и быть лгуном пред ними. После школы я не пил крепких напитков до 30-ти летняго возраста ни одной капли. И после этого возраста ни одного разу не напивался пьяным или полупьяным. Очень в редких случаях позволял себе выпить не больше 2-х рюмок водки для возбуждения работы желудка. Никогда не курил я и не курю табаку и папирос по сие время.
Любовь к учению и чтению полезных книг осталась навсегда. Мне тяжело было исполнить волю и желание своего отца – отказаться от учения в Солигаличском уездном училище, но я решил продолжать, расширять и укреплять свои знания, полученные в школе, чрез самообразование. Я продолжал брать книги для чтения из школьной библиотеки, брал их у местного священника о. Венедикта Толгского и брал их у тех граждан, у которых они оказывались. Но выписывать книги из книжных магазинов я не мог: у меня не было средств до указанного ниже времени.
При отце я недолго жил. Он умер от водянки на 54-м году своей жизни. Мне было в то время не больше 13-ти лет. Он старался держать меня при себе и научить рубить дрова, боронить на лошади пахоту, косить траву, возить снопы разных культур из поля, помогать при посадке их в овин для просушки и при молотьбе, участвовать при уборке зерна в амбар после провеяния его. При сушке снопов в овине по ночам я был постоянным спутником отца, при этом всегда брал с собою книгу для чтения.
После смерти отца я жил с братьями Николаем и Федором. Они продолжали занятья отца по сельскому хозяйству, а зимой занимались по найму у лесопромышленников рубкой лесу в их даче и подвозкой древесины на своих лошадях на р. Кострому для сплава. И я участвовал при этой работе погонщиком лошадей с возами бревён на реку.
Да, это дело, эта работа для меня была очень тяжелой и беспокойной работой!.. Мне было тогда 13 - 14 лет.

Как производилась эта работа?

1 - 2 марта 1952 г.
Братья Николай и Федор, по примеру мужчин нашей местности, в Октябре или Ноябре месяце заключали письменное условье с одним из лесопромышленников (и непременно это делалось в волостном правлении) о рубке древесины в их даче и вывозке этого на склад «в полое», примыкающем к реке Костроме. Таким полоем при моей работе была речка Конногорь, впадающая в р. Кострому, в 12 километрах от нас. Эта речка во время весенняго разлива широко разливается, т.к. она не имеет высоких и крутых берегов в своем низовии при слиянии с р. Костромой, и по обоим берегам реки находятся отлогие и ровные луга, удобные для склада древесины в плоты и кошмы. Кошмами называются те же плоты, но только в них складывается мелкая дровяная древесина в 4 ряда. При весеннем разливе р. Костромы низовье р. Конногорь со всеми лугами по берегам ея заливается на протяжении 1-2-х километров вверх по течению и все плоты и кошмы всплывают. В это время, пользуясь весенним разливом, быстро и без промедления все плоты и кошмы выводятся на русло р. Костромы, после прохода по ней льда, и отпускаются самоплавом до города Буя, потом деревни Исады и, наконец, до города Костромы, сообразуясь с наличием вёшной воды – паводка. На всех этих пунктах плоты останавливались и прихватывались специалистами-рабочими толстыми смоляными канатами, сделанными из конопли на фабриках. При этой работе и во всём сплаве необходимы были, кроме канатов, лодки-осиновки, очень лёгкия для быстрой подвижности и потому удобныя для работы. Схваченные плоты принимались рабочими на берегу и причаливались к берегу на некоторое время, а именно — до возможности продолжать сплав до следующей остановки. Руководством этого, или примером и видом, было — убыль воды до помещения ея в русло реки не выше берегов. В Костроме лес продавался лесоторговцами по выгодным ценам. Здесь были лесопильные заводы. Здесь же лес продавался и отсюда сплавлялся при помощи буксирных пароходов по р. Волге в разные города и места.

Жизнь и быт на лесозаготовках в Конногоре

По берегам реки Конногорь частными лицами были построены в разных местах по течению двухкилометрового расстояния дымныя небольшия избушки без печек, полов, полатей и лавок. Потолок был бревёнчатый с наношенной на верх его землей. На потолке и на задней стене избушки была дыра для дымоходу. Посредине избушки делался квадратный двухаршинный деревянный, из кряжей, очаг. Он заполнялся сверху землёй. Вот на этом-то очаге зажигались дрова и приготовлялись в чугунах кушания. Большею частью варили щи с картошкой и овсяною крупою, иногда в молочные дни с мясом, кашу и картофель. Ели кислую капусту с водою и кислый творог, разведенный тоже водою. По вечерам некоторые кипятили чайники и пили чай. Хлеб, пироги и другую провизию, показанную выше, привозили из дому на целую неделю, так как здесь, кроме леса, не было деревень и торговли на 10-ти верстном расстоянии, и еще больше с остальных трех сторон. Во всех таких избушках спали рабочие на нарах у задней стены, покрытых постельниками, связанными нитками [из] ржаной соломы. На нары ложилось человек 20 - 30. Было спать тесно и душно. Одеял для окутывания не было, покрывались тою же одёжею, в которой ездили на работу. Кушания ели не на столе, их не было, да и негде их было поставить, а на узких прилавках, сделанных по бокам избушки из бревен, на которых и сидели. Лампового света не было, свечей не имели. Светом пользовались только от теплены на очаге. Поэтому во время зимних вечеров других занятий не было, кроме еды. Во время сна трубы или дыры, в пичке и на потолке, закрывались тряпками или одержием после трёпки льна. За такое помещение каждый рабочий платил из своих личных средств хозяину помещения от одного рубля до двух рублей за весь сезон, с 1 Декабря до разлива реки Костромы.
Лошади наши отдыхали после работы только по ночам и находились в хлевах, устроенных наскоро около избушки – нашей квартиры – из тонкого лесного материала, покрытого и защищенного по бокам хлева еловой хвоей. Подстилки для лошадей не делалось – правда, что и ложиться им было некогда.
Будучи 13-ти лет, я вместе с братьями Николаем и Федором работал два зимних сезона в качестве погонщика лошадей на речке Конногоре, жил в одной из описанных мною избушек, питаясь показанными продуктами, привозимыми из дому, вел именно такой образ жизни, как описан выше. К этому нужно прибавить следующия подробности наших работ: мы с братьями уезжали на работу на двух имеющихся у нас лошадях, с сеном и овсом для корма лошадей и с провизией для себя на целую неделю, от воскресения до воскресения. В каждую субботу и на каждый другой праздник приезжали домой помыться и за провизией. Во все воскресные и праздничные [дни] ходили в церковь молиться, потом отдыхали и готовились к отъезду на работу в Конногорь после 12-ти часов ночи, опять в дымную избушку. И так мы делали каждую неделю в течение всей зимы, до непригодности зимней дороги.
В каждое утро и каждого дня мы должны были просыпаться и вставать в 2 - 3 часа утра, зажигать тепленку на очаге, готовить кушания и завтракать. Потом мы запрягаем пару лошадей в сани-дровни и отправляемся в дачу лесопромышленника за 12 - 14 верст. Едем тихим шагом, чтобы не переутомить и не перегонить лошадей, стараясь приехать на место работы на разсвете, с расчетом съездить с древесиной 11/2 раза, то есть в первый раз свалить древесину на полдороге, а в последний раз привезти древосну в полой – на склад, на речку Конногорь. В то время, когда я возил древесину до полдороги, братья мои приготовляли древосину, срубая ее своими топорами, а пилы не употреблялись, считая их менее производительными по работе.
Надо признаться, что для меня такая работа с ранняго утра и до поздняго вечера в зимние морозные дни при таком образе жизни была тяжела и нерадостна, приходилось много мёрзнуть, голодать, скитаться и спать на голых нарах, лить слёзы от дыма и жары.
В то время не было охраны здоровья и труда для рабочих, о гигиене их жилищ никто не заботился.
Во время зимних работ в Конногоре я перенёс и испытал два опасных для меня события: первое – чрез падение чрез воз с бревнами при въезде со стороны частого леса с валежником: попал на острый сучок и ранил себе висок левый около самого глаза, вышло много крови, получилась большая и глубокая рана. Была большая опасность за левый глаз. Медицинской помощи не было. Долго болел, но работал в Конногоре.
Второе событие состояло в засорении правого глаза от берёзовой замершей почки, которая не извлекалась из глаза целую неделю, до приезда домой. Глаз слезился и не смотрел до извлечения почки дома без помощи фельдшера.
Лошадей кормили в Конногоре овсом и сеном. В течение всех работ расходовалось овса на каждую лошадь 20 - 30 пудов. Покупался он от 80 копеек до 1 руб. за пуд. Заработок получался в день от 1 руб. до 1 руб.
50 коп. от одной лошади с человеком. У меня в течение всего зимнего сезона он выражался в сумме от 100 руб. до 150 руб. За вычетом всех расходов он [был] не ниже 50 руб. и не более 100 руб.
При лесозаготовках бывали большие несчастные случаи, в особенности при падении срубленного дерева: убивало лошадей и людей или получались большие ранения, ушибы и даже калечения. Но за это никто не отвечал и никто ничего не получал. Изложено 25 февраля 1952 г.

Новый кустарный промысел и болезнь моя

1 Марта 1952 г.
На работах в лесу по лесозаготовкам я участвовал только в два зимника, так как братья мои переменили занятие на другое — стали скупать в деревнях бересто, сдираемое с берез в летнее время узкими лентами, которые свивались в большие клубки и продавались желающим. Из этого береста мои братья плели лапти и продавали их на базарах крестьянам-хлебопашцам, преимущественно из Вологодской области (в). При этих работах я был тоже помощником для них: из купленных клубков кроил лыки определённой длины, оправлял и выравнивал их (чинил) острым ножом, из которых братья плели лапти.
Этот промысел немного давал нам доходу, но был много спокойнее работ по лесозаготовкам. В течение зимняго сезона мы зарабатывали не менее 100 руб.

Моя продолжительная болезнь

В Октябре месяце первого года нашей новой работы я с братом Федором пошел для закупки береста в деревни, находившиеся от нас не ближе 20-ти верст. От этих деревень нас разделял большой лес. Дорога была очень плохая: мокрая, с болотами и низкими местами (лядинами), потому что густой и высокий лес по сторонам дороги закрывал её от лучей летняго солнца и мешал просушивать от мокроты луж и сырости. Путешествие наше было во время холодной погоды и заморозков по утрам, от которых начинала вода замерзать в лужах дороги, но лёд был еще слаб и не выдерживал нашей тяжести от ходьбы, и мы проваливались ногами [в] эти лужи. Ноги наши были обуты не в кожаные сапоги, но в берёзовые лапти. Мне было в то время 15 лет. Я еще не был закалён и вынослив при холоде и потому простудил правую ногу. Простуда выразилась в очень большой опухоли колена правой ноги, до невозможности продевать чрез него нижняго белья, и [нога] не разгибалась. Нога была скорчена, и была страшная и чрезвычайная боль от 26-го Октября ст. ст. до 15-го Ноября. Я не находил себе покоя, от боли не спал, не ел и всё время стонал и кричал. Со мною мучались и мои родные: мать и братья с жёнами. Они приговорили меня к смерти. Медицинской помощи не было оказано. Фельдшер был далёко, да ему страшно было довериться по его грубости. В области опухоли очень долго не намечалось прорыва дурной крови с материею сгнившего мяса. Только от согревания и приложенного ядучего пластыря появилось сначала очень маленькое, не толще иглы, беленькое пятнышко, потом оно сделалось отверстием и еще дальше – отверстием-ранкой, из которой брызнул белый и густой гной и полезли чёрные куски сгнившего мяса, как страшныя лягушки. В несколько минут вышло такой материи с большую кринку. И мне стало легче. Страдания мои и невыносимая боль ноги уменьшились. Я стал есть, и пить, и спать. Вместо опухоли сделалась большая и глубокая рана. Она долго не заживала, была открытой. Моя мать решила лечить рану поливанием тёплого берёзового щёлока. Поливание щёлоком раны делалось два раза в сутки, утром и вечером, над корытом. При этом мне было приятно, ранка как будто радовалась со мною и слегка зуделась. Из нея тянулась серая материя с мелкими волосинками. И мы старались поливать щёлоком рану каждый раз долго (хотя нам это надоедало), дожидаясь пресечения тягутости и течения серой материи. Это лечение у нас продолжалось до 25 декабря, до праздника Рождества Христова.
Лечение кончилось быстрым, в одну ночь, закрытием раны и покрытием ея молодой тонкой кожей. И после этого рана не вскрывалась и боли в ноге не было. Во время лечения ноги щёлоком я по дням работал, помогая братьям в их кустарной работе по производству лаптей.

Я стал писарем и сельским счетоводом у сельского старосты

15-тилетним юношей я стал жить только с одним братом Фёдором, потому что старший брат наш Николай отделился от нас и стал жить самостоятельно. В это время крестьяне нашего Шелыковского сельского общества избрали своим сельским старостой тестя моего брата Федора – Василия Спиридоновича, неграмотного, против его желания. Это произошло в 1891 году. По его просьбе и по желанию, также по настоянию брата, я стал писарем и счетоводом его.
На моей обязанности было составить платёжную книгу всех плательщиков нашего общества, которых было около 200 домохозяев. Предварительно требовалось сделать разкладку всех платежей по количеству надельной земли, имеющейся налицо у каждого домохозяина. После этого нужно было написать платёжныя книжки для каждого плательщика, на основании книг сельского старосты, с объявлением суммы налога по статьям разкладки, за что взимается. Всё это нужно было сделать своевременно, правильно и аккуратно. Платёжная книга старосты проверялась в волостном правлении. Кроме налогов с земли надельной, собирались платежи за страхование строений и скота и еще платежи за купленныя земли (купчия) по окладным листам губернского и уездного земства. За получением всех платежей часто приходилось мне ходить, вместе с сельским старостой, по всем деревням нашего общества и записывать полученные деньги в книгу сельского старосты и в книжки плательщиков. По истечении платёжного времени по полугодиям производился учёт сельскому старосте всеми домохозяевами общества в присутствии волостного старшины и писаря. Ко дню учёта я должен был составить недоимочный реэстр недоимщиков, который объявлялся и проверялся на общественном сходе при учёте старосты. На этот сход плательщики вызывались повестками сельского старосты, написанными мною. За слабый сбор платежей иногда Земской начальник сажал на несколько дней сельского старосту под арест при уездной полиции.
За всю мою работу писаря и счетовода сельский староста платил из своих средств 30 руб. в год. А сам получал от общества 60 руб. в год. Писарем и счетоводом у сельских старост я был шесть годов. Изложено 5 Марта 1952 г.

Памятные для меня события в это время и в детстве

При сборе денег в деревнях произошло однажды очень опасное событие для меня. Нам со старостой Василием Спиридоновым при возвращении домой нужно было переправиться через реку Кострому на лодке, но она оказалась на противоположном берегу реки, который был без людей, подать лодки нам было некому. Мы оказались в затруднительном положении, так как попасть домой было нужно, приближался вечер. Мы увидели лошадь местного диакона, направляющуюся с нашего берега на другой вплавь, на пастбище на ночь. Василий Спиридонов посоветовал мне сесть на эту лошадь верхом и плыть на другой берег реки, где была лодка, и подать её для переправы его. Я послушался его и сделал так, как он указал. Лошадь эта оказалась очень тяжелой и неспособной для плавания, да еще со мною. Воды в реке было много, и потому она была быстрая. Мне пришлось обеими руками держаться за гриву лошади, чтобы не быть сбитым с нея быстрым течением и волнами воды. Туловище лошади было всё покрыто водою, торчала кверху одна голова ея. Признаюсь я, что я был в большом страхе за свою жизнь и думал, что я потону вместе с лошадью, потому что она очень плохо боролась с течением воды. Её унесло течением на довольно порядочное разстояние. В это время могло оторвать меня от лошади и унести водою одного без лошади. Староста тоже был перепуган. Но переправа окончилась благополучно. Это событие осталось для [меня] памятным и хорошим уроком на всю жизнь.
V.52. Был еще не забываемый для меня случай на той же реке и на том же месте. Это было 10-го Мая по ст. ст., но не помню, какого года. Я, будучи еще мальчиком, возвращался со своими братьями домой из гостей от сестры Марии Вавиловны, живущей в деревне Натальине. Дул холодный северный ветер. Нам нужно было переправляться на лодке чрез реку Кострому, так как другой переправы не было. Лодка оказалась на другом берегу, а не на нашем. Для нас это было неприятным. Мы решали вопрос, что нам делать – возвращаться обратно в гости, или ждать лодки, когда подадут её на наш берег кто-нибудь из пришедших, или продолжать путь до следующей деревни Шумовицы, в надежде получить переправу в ней. В это время получилось неожиданное для нас событие: вдруг лодка отчалилась сама собою от своего места и поплыла к нам, к нашему берегу, побуждаемая напором ветра. Мы взяли её своими руками без всякой другой помощи и переехали благополучно чрез реку. Может быть, это была простая случайность, но я убежденно отношу к помощи, ради кого-то из нас, отношу к чуду, которое осталось у меня в памяти по сие время.
Изложено 10 марта.

Мои другие детские разные занятия и забавы

Изложено 15.V.53.
С детства я полюбил лес. Разныя детския игры мы с товарищами, с мальчиками такого же возраста, как и я, производили в лесу нашего поля, который назывался «Маленький лес» и «Вязовик». Здесь игры наши состояли [в том], что зажигали костёр хворосту, распаривали на нём прямые полена сосен, вывёртывали из них сердцевину. После этого получались у нас просверлёванные сосновые стволы. Из них мы стреляли при помощи шомпола пулями, сделанными из мягкой кудели. При этом некоторые из нас называли себя воображаемыми медведями, волками, зайцами и другими зверями, а другие — охотники, и все разбегались по лесу. Начиналась охота за зверями. Было весело и здорово при содействии лесного воздуха. Это происходило по праздникам. А в другие дни, дни рабочие, мы артелями ходили в другой лес – в выгон — рубить дрова. Прежде работы мы подбирали лес, годный для дров, делили его и начинали работу. Но работа была непродолжительная, нам были более нужны еловыя лапы и хвоя, а не дрова. Все лапы и хвою мы стаскивали в большия кучи и зажигали. Хвоя и лапы воспламенялись, загорались и давали большой и густой дым. Это нас очень интересовало. Мы были в большом восторге от этого, и время дня быстро проходило, и незаметно приближался вечер при таком восторге.
В течение дня я нарубал дров не больше одного воза, а иногда без двух или трёх плах, как я сообщал своим родным. При этом они смеялись надо мною. Также я любил ходить в лес за грибами, когда они росли. За грибами я всегда ходил один, без товарищей, ходил далеко – версты за две и за три, — не боясь волков. При этом никаких приключений не было. Так же ходил и за ягодами. Все эти труды были для меня большим развлечением и укреплением моего здоровья, а для других я был примером трудолюбия. За что я получал от них похвалу.
Еще я и мои товарищи любили реку. В летние тёплые дни мы толпами собирались на реку для купания в тёплой воде, и это мы делали несколько раз в день, ловили пескарей столешниками и руками раков из-под камней и нор в берегах. При этом зажигали тепленку и пекли на ней всё наловленное: и раков, и пескарей.
А весной для нас было интересно смотреть на ледоход. Ледоход продолжался в течение нескольких дней. Сначала происходило передвижение отдельных льдин с быстрых мест, потом начиналось передвижение более больших льдин и с более тихих мест и получались небольшие заторы. Но льдины больших и прямых плёс реки в это время еще не передвигались, были на своих местах до большого разлива реки. От скопления заторов льда и от увеличивающегося разлива ручьев и речек, впадающих в реку Кострому, вода быстро прибывает, увеличивается, и река делается полной, иногда наравне с берегами и даже местами выливается из берегов. Лёд собирается в большие заторы. Наконец от напора большой массы льда происходит полный и неудержимый ледоход, с большим шумом и треском ледоход, ломающий на своем пути всё, что ему мешает и что попадает. В это время у ледохода бывает очень большая сила, сила хаотическая. Она ломает огороды, вырывает и ломает деревья с корнями, и даже здания. Она отрывает от берегов плоты, кошмы (это тоже плоты, сложенные в четыре ряда из более мелких бревен для дров) и суда. Поэтому вы увидите на льду плывущего затора бревна, жерди, разные деревья с корнями, лом и хлам; между льдинами вы увидите плоты, кошмы и мелкие суда. Вы увидите, как льдины переворачивает и ставит на ребро, как их ломает. Да, красиво и в то же время трагично и хаотично бывает смотреть на ледоход реки Костромы! Ледоход продолжается несколько часов.

Моя работа в качестве учителя школы грамоты

23 Марта 1952 года.
Будучи писарем и счетоводом у сельского старосты, я, по-видимому, привлёк внимание окружающих меня людей своим знанием этого дела, аккуратностью исполнения его и честностью.
В Октябре месяце 1893 года обратились с просьбою к моему брату Фёдору, с которым я жил, несколько граждан-крестьян из деревни Юрьецких, чтобы он посоветовал мне согласиться быть учителем их детей, и при этом объявили свою плату за обучение – 2 рубля 50 копеек за человека-ученика за всю зиму обучения, на их содержании и на их книгах и письменных принадлежностях. Школа должна быть передвижная, по неделе обучения поочерёдно у каждого ученика, с несколькими повторениями. Сделать это и поступить так заставило граждан деревни Юрьецких 6-ти верстное разстояние от них Чудцовской начальной народной школы, которая находилась в деревне Печенге. Была еще Чудцовская церковно-приходская школа в селе Никола-Чудца, на другом берегу реки Костромы, на разстоянии от них 3-х верст, в которой учителями были два священника и диакон. Они обучали безплатно и потому занимались неаккуратно, не каждый день, с пропусками. Дело преподавания велось неумело. Ученики были с распущенным поведением и неисполнительными и невнимательными. Такая неправильная постановка учебного дела и река Кострома, без правильной переправы через неё, отталкивали от школы учеников, желающих обучаться чтению и письму.
По совету брата Фёдора я согласился на предложения и условья крестьян деревни Юрьецких, не побоялся испытать свои способности при деле обучения детей чтению, письму и арифметике. Родителями учеников были найдены и все другие, необходимые при обучении предметы: грифельныя доски с грифелями и тетради бумаги с карандашами. Была сделана по моему заказу и классная небольшая доска столяром Мосолковым М.Ф. С разрешения и благословения священника отца Венедикта Толгскаго школа грамоты была открыта. Желающих обучаться в моей школе оказалось около 20-ти человек, мальчиков и девочек из деревень: Дьяконова, Юрьецких, Олисавина, Холодилова и др. Я повел звуковой метод преподавания Русскаго языка, одновременно письмо-чтение. В первые недели обучения классной доски не было. Пришлось пользоваться брусом у полатей, показывать на нем мелом элементы простых букв и объяснять, что из этих элементов составляются письменныя буквы. Но прежде этого объяснялось на примерах, что наша речь составляется из слов, а слова из звуков. Ученики быстро это схватывали и усваивали. И дело обучения пошло успешно и показательно. Чрез месяц обучения ученики хорошо разбирали слова из показанных букв и писали их на грифельных досках и классной под диктовку. После усвоения всех букв началось классное чтение статей по букварю и стихотворений, заучивание их наизусть и усвоение цифр до 10-ти, началась арифметика на четыре действия. Ученики с первого же времени учились писать на бумаге, сначала карандашами, а потом чернилами. Для письма чернилами мне нужно было самому разлинеивать тетради более правильно, с косыми линями.
Моя школа загремила и сделалась популярной. Ученики в Декабре месяце хорошо читали не только по-русски, но и по церковно-славянски, заучивали наизусть небольшие стихотворения, молитвы с 10-ю заповедями Закона Божия, а писать научились не хуже учеников, проучившихся два года в Чудцовской церковно-приходской школе. По арифметике к концу зимы ученики решали примеры и задачи в пределах 1000. Таблицу умножения хорошо знали.
В Январе и Феврале для нашей школы было большое и неприятное событие для учеников — появился скарлатин между ними. По указанию местного фельдшера пришлось сделать перерыв обучения на некоторое время, чтобы не заразить скарлатиной всех учеников. Но болезнь прошла без последствий, все ученики остались без осложнений от болезни.
Книги для чтения после букваря мы получили из Чудцовской церковно-приходской школы. Также и по Закону Божию, протоиерея П. Смирнова, брали в той же школе.
Осенью 1893 года приезжал в наш Чудцовский храм Преосвященнийший Епископ Виссарион. Мои ученики были собраны в храм для встречи его и подвергнуты им экзамену в знании начальных молитв, в моем присутствии. Ученики отвечали удовлетворительно. Об этом было напечатано в «Епархиальных Ведомостях».
Учителю Чудцовской начальной народной школы Колосову не понравились наши успехи в Дьяконовской школе грамоты, потому что школа его делалась малочисленной, авторитет его падал, впереди нужно было ожидать еще большего упадка. Он обратился к местному участковому земскому начальнику А. Апушкину за помощью, жалуясь на меня как не имеющего звания учителя и занимающегося и открывшего школу без разрешения начальства, самоизвольно. Все ученики могли бы обучаться в его школе с более правильной постановкой учебного дела, при учителе со специальным образованием и в школе со всеми удобствами.
Земский начальник Апушкин согласился с мнением учителя Колосова и по его доводам привлёк меня к ответственности за самовольное обучение. Мне тогда было 17 лет. Я был перепуган этим. Но наш священник отец Венедикт успокоил меня и не велел бояться суда и при этом дал мне письменное удостоверение от себя для представления в суд, что я открыл школу грамоты с его разрешения, на основании Государственного закона о церковно-приходских школах и о школах грамоты. Суд состоялся, но дело мое, действительно, осталось без последствий. При этом пришлось разсказать судье Апушкину, как я занимался и какие успехи получились.
Так закончился наш первый год обучения.
Изложено 14 Ноября 1952 года.

Переход мой в Чудцовскую церковно- приходскую школу в качестве исполняющего должность учителя

В Октябре месяце 1894 года я был приглашён в Чудцовскую церковно-приходскую [школу] заведующим школы отцом Венедиктом Толгским заниматься в его школе с тремя отделениями учеников по программе курса одноклассных церковно-приходских школ, без объявления определенной платы за обучение. Я согласился и стал исполняющим должность учителя Чудцовской церковно-приходской школы.
До моего прихода обучалось в школе не более 30-ти человек. Мне же пришлось принять в школу не менее
60-ти учеников мальчиков и девочек. Все ученики были распределены на три группы, или класса. Но ученики для 3-го класса оказались очень слабыми в знании предметов обучения, и потому пришлось их впоследствии соединить с группой 2-го класса, с моими учениками из Дьяконовской школы грамоты. Школа оказалась неблагоустроенной: парт для учеников не хватало, некоторым ученикам пришлось сидеть за столами, книг-учебников было мало, и они были плохими по содержанию и применению к делу обучения – в особенности букварь Русского языка. По-видимому, автор букваря был плохой знаток дела обучения, не был учителем неграмотных учеников 1-го класса. Учебных пособий не было. Тетради и бумагу заменяли грифельныя доски. Обучение раньше велось не аккуратно, не каждый день и без плану и расписанию на пять уроков, не записывалось в журнал пройденное.
Я повел дело обучения совершенно по-другому: настойчиво и строго, требуя от учеников ежедневно и без опозданий посещать школу, неупустительно заниматься и учить заданное в школе и дома, и всё это всегда проверял и за этим следил, помогая им [понять], чего они недопонимали. Строго следил я за их поведением в классе и вне класса, в особенности при возвращении из школы и при ходьбе в школу. Об этом я справлялся до уроков. И сам я не давал плохого примера ни словами, ни другим поведением: чего требовал от учеников, то сам исполнял. Особых наказаний не применял к ученикам. Хорошо помогали условныя требования исправлений и их обещания исправиться. Чрез правильную постановку дела обучения и исполнения школьной дисциплины Чудцовская церковно-приходская школа обратила на себя внимание окружающего населения и получила симпатии, любовь, признательность и уважение. Первый год обучения мною закончился с большими успехами для учеников 1-го и 2-го классов. Неуспевающих в этих классах не было. Все ученики хорошо были приготовлены для 3-го и 2-го классов по программе курса одноклассных церковно-приходских школ.

Мой бывший учитель для меня был примером

Я помнил своего первого учителя Николая Аниподистовича Сибилева и старался подражать ему в образе своей личной жизни, в жизни учеников в школе и вне школы, держался той же дисциплины, какая была при [нём] в Чудцовском начальном народном училище: строго следить за поведением учеников и исполнением ими уроков в школе и на дому, всё это проверять неупустительно разными способами по своему соображению, приносящими действительную пользу от проверки заданного. Одной проверкой тетрадей на дому я не ограничивался, и самостоятельные уроки в классе не были без моего внимания. Я делал еще проверки при участии всей группы учеников, с требованием от них объяснений, почему так написано или решено. Эти приемы приносили большую пользу ученикам для полного усвоения намеченного правила.
Были для меня и неприятности в школе: иногда получалась раздражаемость при виде неуспеваемости и непонимания слабыми учениками какого-нибудь нового правила, преподаваемого и объясняемого мною по Русскому языку или Арифметике. Моя раздражаемость доходила иногда до физического наказания ученика. Но после этого мне тяжело было, в особенности дома после занятий, когда я проверял свои действия в школе, совесть меня мучила. Я жалел наказанного ученика и думал этого не делать, но другими способами заставить слабого ученика усвоить новое правило. Так повторялось несколько раз. И всё-таки я себя переработал – раздражительность прошла, физические наказания кончились, даже постановка ученика на колени или в угол перестала применяться. В классе была большая тишина, порядок, внимательность уроков.
За первой год обучения я получил от заведующего школой священника о. Венедикта Толгского плату в размере 90 рублей.

Второй год обучения в Чудцовской церковно-приходской школе

15 Ноября 1952 года.
В 1895 - 1896 учебном году я согласился продолжать свои учительские занятия в Чудцовской церковно-приходской школе. Учеников собралось много, не меньше 80-ти человек. Ученики были распределены на три группы по способностям: старших, средних и младших. Преподавание я повел строго по программе и расписанию, чтобы старших учеников приготовить к выпускному экзамену при Испытательной Экзаменационной Комиссии. Их было 30 человек. Дело преподавания и успеваемость учеников были удовлетворительными, даже отличными. Это видно было из отзывов Уездного Наблюдателя церковно-приходских школ отца протоиерея Иосифа Смирнова, посетившего школу во второй половине Ноября месяца 1895 года.

Приезд в школу о. Наблюдателя

Во второй половине Ноября месяца 1895 года неожиданно для нас приехал в школу Солигаличский Уездный Наблюдатель церковно-приходских школ о. протоиерей Иосиф Смирнов. Это был не ниже среднего роста, 45-летняго возраста, плечистый и крепкий телосложением, с симпатичной наружностью и лицом, с черными и длинными волосами на голове, с густою черною бородою, но не длинною, какие носят все священники, одетый в чистый и приличный подрясник и рясу, с Наперсным Крестом на груди. Вошел он в класс, находившийся в церковной сторожке, один, без заведующего школою, священника о. Венедикта Толскаго, с которым он еще не был знаком, потому что это было еще первое посещение школы о. Наблюдателем. В это время я спокойно занимался с учениками 1-й группы, с младшими, а другие классы-отделения вели самостоятельные уроки. Я был одет в домотканую красно-пёструю рубашку, в дёшовый пиджак из бумажной материи, в кружок постриженными волосами на голове, из себя смотрел еще деревенским мальчиком. К тому же я и теперь имею возраст немного ниже средняго.
При входе в класс о. Наблюдателя – все ученики встали и сказали: «Здравствуйте!» Хотя они не знали – кто он? Отец Наблюдатель несколько минут стоял молча, не обращаясь ко мне, а своими глазами стараясь увидеть кого-то другого? Наконец, обращаясь ко мне, спросил меня: «Ты учитель школы?» Я ответил: «Да, я». После этого он предложил мне послать человека за
о. Венедиктом, а самому предложил продолжить занятия с младшими учениками, чтобы можно ему было определить мои знания и способности и успехи учеников.
Встреча и знакомство о. Венедикта с о. Наблюдателем была очень шумлива и бурна. Причина этого мне сделалась известна после окончания занятий с учениками этого дня. О. Наблюдатель сообщил о. Венедикту , что в его школу назначен другой учитель – Николай Александрович Афонский из 2-го курса Духовной семинарии, вместо меня, с назначением ему жалования от Государства по 10 руб. в месяц, 120 руб. в год. О. Наблюдатель надеялся встретить учителя Афонскаго, а не меня. И потому он, по личному признанию его мне, после этого, был в недоумении, как я оказался учителем в школе, как не имеющий образования для звания учителя и наружного вида — по одеянию и волосам на голове. Но постановка учебного дела и приемы преподавания ему очень понравились. Ответы и успехи учеников тоже очень понравились. Он признал мои способности. Оставить же меня учителем в школе, как не имеющего звания учителя по образованию, было нельзя. Я должен был быть удаленным из школы, а Афонский быть принят о. Венедиктом. Отец Венедикт отказывался принять Афонского. Отец Наблюдатель это принял за оскорбление и объявил ему, что он уезжает и о непослушании его будет сообщено начальству и Епископу. О. Венедикт понял, что чрез это может получиться большая неприятность для него, и пошел на уступки и постарался помириться с о. Наблюдателем.
Отец протоирей Смирнов ночевал у него и в дружественной беседе это дело решили осмотрительно со всех сторон и очень полезно для меня. Они решили оставить меня на некоторое время в Чудцовской школе и заниматься с учениками всех трёх отделений вместе с учителем Афонским, чтобы руководить его своими приёмами и указаниями при занятиях, как еще не имеющего опыта. Потом было вменено мне в обязанность открыть вновь свою Дьяконовскую школу грамоты, только не передвижную, но оседлую, в своем доме, с тремя отделениями, или классами, из учеников, взятых из Чудцовской школы, чтобы приготовить учеников старшей группы к экзамену при Испытательной Комиссии в знании курса
ц.-пр. школы. В то же время самому мне было предложено взять программу для желающих держать полное испытание на звание учителя одноклассной церковно-приходской школы и книги по программе из Солигаличского духовного училища и готовиться к экзамену в Сентябре м-це 1896 г., чтобы после этого быть учителем в Чудцовской церк.-прих. школе.
Решение отца Наблюдателя и о. Венедикта мною было принято и выполнено с хорошим успехом.

Дьяконовская школа грамоты и мои приготовления к экзамену

Изложено 16 и 17 Нояб. 1952 г.
В Январе месяце 1896 г. Дьяконовская школа грамоты оффициально мною открыта в нашем доме с тремя отделениями. Учебники были взяты из Чудцовской
ц.-пр. школы. Учеников оказалось больше 30 чел., из них 5 уч. готовились к экзамену в знании курса начальных школ. По Закону Божию занимался о. Венедикт, но он ходил в школу очень редко. Это занятие было передано мне, но за правильностью преподавания он строго следил и делал тщательныя проверки учеников в усвоении своего предмета. Плату за обучение мне платила церковь, в размере 90 р. за весь учебный год. Платы за помещение школы не было.
В Мае месяце старшие ученики школы, в количестве 5-ти человек, держали экзамен при Испытательной Экзаменационной Комиссии вместе с учениками Чудцовской ц.-пр. школы. Председателем Комиссии был священник города Солигалича о. Павел Траянов. Все пять учеников оказались достойными получить свидетельства в знании курса начальных школ с Похвальными листами. После занятий в школе я стал сам более тщательно приготовляться к испытанию в знании курса на звание учителя начальных школ по программе. В то же время я помогал брату, с которым жил, в сельскохозяйственных работах: косил, жал и молотил. Но мои учебники всегда были со мною. Свои занятия я продолжал до 20-го Сентября.

Мой экзамен на звание учителя

По моему заявлению Правление Солигаличского духовного училища предложило мне явиться для испытания 20-го Сент. ст. ст. 1896 г. Начались письменные испытания. По Русскому яз. была дана тема учителем Городковым П.А. – изложить своими словами письменно басню Крылова «Ворона и Лисица»; с нравоучением, по церк.-славянскому яз. – перевести на русский яз. воскресный тропарь 8-го гласа: «С высоты снисшел еси, Благоутробие…», письменно сделать грамматический разбор по частям речи и по частям предложения. Эти работы производились в здании духовного училища под присмотром смотрителя училища Перебаскина И.П. Работы мои по этим предметам оказались хорошо выполненными. Я был допущен до испытания по Арифметике. Учитель Березовский В.И. предложил мне решить и письменно объяснить очень сложную и большую задачу на составные именованные числа с дробями. Эту задачу я решил и объяснил очень быстро и без труда. В следующие дни были устные испытания: по Закону Божию, катехизису митроп. Филарета, Церковной истории, Церковн. уставу и др. предметам. Наконец был назначен день для пробного урока с учениками приготовительного класса. Урок сошёл удовлетворительно. Все испытания кончились с похвалой преподавателей. Я получил звание учителя начальной школы. Епископ Виссарион утвердил мое звание, и я получил Свидетельство об этом и назначение быть учителем в Чудцовской ц.-прих. школе. Моя Дьяконовская школа закрылась на неопределённое время.

Моя жизнь и занятия в Чудцовской церковно-приходской школе

17 и 18 Ноября.
Моим определением в Чудцовскую церк.-прих. школу гр-не окружающих деревень были довольны. В первый год обучения после определения собралось учеников в школу около 100 человек, мальчиков и девочек, а на второй год 120 чел. Занятья в школе шли успешно, что видно из следующего: из 120 чел. учащихся было 55 чел. в младшем отделении, в среднем – 40 чел. и в старшем – 25 чел., которые все были допущены до выпускных экзаменов, и все они успешно выдержали испытание в знании курса начальной школы. Большинство из них получили Похвальные листы. Все ученики 1-го и
2 кл. были переведены в следующие классы. При таком большом количестве учеников было тесно и душно в классе, не хватало парт и был большой недостаток учебников. Но желающих учиться мы всех принимали: нам не хотелось оставлять детей школьного возраста неграмотными, как раньше было. Было еще второе неудобство для меня в школе — не было квартиры для учителя. Мне приходилось ежедневно ходить домой за 3 версты в д. Дьяконово и довольствоваться домашним столом. Обед был в школе, и состоял он в сухоядении и чае. Но на это я не обращал внимания, потому что я был не женатым. В 1898 г. я был освобожден от прохождения действительной воинской повинности, как имеющий звание учителя и состоящий на работе по специальности, с обязательством – в течение 5 лет не оставлять своих занятий. Я был зачислен в запас армии на 18 лет.
В 1899 г. я был вызван на Июль месяц в г. Кострому на учительские педагогические курсы на Государственный счёт.

Педагогические учительские курсы в г. Костроме в 1899 году

В Июне м-це 1899 г. я получил сообщение из Солигаличского Уездного отд. КЕУ (г) Совета, что я вызываюсь в город Кострому, в здание Дух. Семинарии, на учительские педагогические курсы на один месяц – Июль. Я не отказался от этого. Нас собралось на курсы 60 чел. – 30 учителей и 30 учительниц. Всем учителям уплатили путевые расходы. Учителей помистили в 6-й класс семинарии, обеды подавались в семинарской столовой, а учительниц помистили в Епархиальное женское училище. Все учителя и учительницы на занятие ходили в Костромское дух. училище на Павловской ул. Курсами заведовал и распоряжался Епархиальный Наблюдатель церк.-прих. школ Николай Иванович Поспелов, — человек еще молодой, с высшим образ., с положительным характером и взглядами на жизнь. Лектором по Русскому яз. был некто из преподавателей гимназии, Димитрий Александрович Сперанский – человек более пожилого возраста, тоже положительный и честный. По Арифметике был лектором известный математик Сергей Петрович Аржеников — автор сборника по математике и арифметике, которому симпатизировали все учителя и учительницы за его товарищеское и простое отношение к нам. По Закону Божию и Священному писанию был лектором председатель КЕУ Совета, о. прот. Сперанский. Бесед-лекций по этому предмету было немного, не больше трех <…>. По пению занимался о. протоирей Сионский и о. прот. Вознесенский.

При курсах была организована начальная школа с тремя отделениями: старших, средних и младших учеников, с которыми велись показательные и пробные уроки. Показательные уроки велись лекторами, а пробные – желающими учителями и учительницами. В числе их и я был. Я преподавал и вёл урок по Русскому яз. Прежде урока учителем составлялся конспект намеченного урока и представлялся на утверждение лектора. Только после этого учитель допускался до урока. А после каждого урока, проведенного курсантом, делался разбор его и критика всеми учителями и лекторами. Это было страшное время для преподавателя урока. Тем более оно было страшно для меня, еще молодого и не окрепшего учителя, нигде не учившагося, кроме начальной школы. Но урок сошёл Хорошо. Критика была небольшая и нестрогая. А при заключительном актовом собрании получил публичную похвалу от лектора Русского языка Д.А. Сперанского. Желающих давать пробные уроки было немного, но их хватило, не требовалось принудительных назначений.
В воскресные и др. праздники совершались Богослужения в храме при духовном училище участниками курсов, т.к. в числе их были священники и диаконы. Хор певчих и чтецы состояли из курсантов под руководством известного Архиерейского регента и учителя пения на курсах – о. Алексея Сионскаго. Все лекции, критика пробных уроков и другое, более важное, записывалось курсантами в свои тетради для руководства при занятьях.

Наша экскурсия в Бабаевский монастырь

Изложено 19 Нояб. 1952 г.
В Июле месяце Начальством курсов была организована для нас, курсантов, экскурсия на пароходе по р. Волге в Бабаевский монастырь. Путешествие по такой величественной и красивой реке, как Волга, да еще на безплатном пароходе, для нас было очень интересно и радостно. Это был полный отдых для нас при занятьях на курсах. По берегам Волги от города Костромы до Бабаевского монастыря было большое разнообразие: то деревни с посёлками, то заводы с усадьбами, окруженные лиственными деревьями разных пород, то поля со зревшими хлебными злаками, то луга с мягкою и сочною травою, а местами виднелись стога душистого сена, – всё это нас занимало, бодрило и вызывало восхищение! Да, интересно и весело прокатиться на пароходе по Волге в теплый и ясный летний день! Красива и величественна ты, Матушка и Кормилица Волга! Всё, виденное нами с плавучего парохода, произвело на нас незабываемое впечатление и восхищение! Мы радовались, забывались, отдыхали. Некоторые из нас играли на балалайках и некоторые на гитарах, пели песни. Можно было пить чай и др. напитки. Можно было купить булки, чайное печение, конфекты, яблоки и другое. Всему этому погода благоприятствовала.
Нашим путешествием на Бабайки руководил секретарь Еп. Виссариона Александр Иванович Крылов, из окончивших Костромскую дух. семинарию, авторитетный человек для духовенства и монашествующих. Поэтому монахи Бабаевского монастыря приняли нас очень гостеприимно и задушевно.
Мы хорошо осмотрели монастырь со всеми храмами и достопримечательностями. Также любовались парком монастыря со всеми аллеями, небольшой некой рекой, впадающей в Волгу у монастыря, и др. окрестностями.
Главный храм монастыря показался нам очень величественным, светлым, красивым; в особенности на меня подействовал обширный и благолепный вид церк. купола и хоры, которые находятся высоко в задней стенке под куполом, большого размера по длине. В храме находится чтимый молящимися чудотворный образ Святителя и Чудотворца Николая, пред которым мы молились и который целовали.
Николо-Бабаевский монастырь находится на правом берегу при слиянии [с Волгой] небольшой реки Солоницы. Берега реки здесь отлогие, с постепенной возвышенностью, на которой раскинулся парк, в виде большой рощи, с несколькими аллеями и дорожками, по сторонам которых деревья и кусты разных видов и пород. Здесь хорошо можно отдохнуть и подышать чистым, свежим, здоровым, лесным воздухом монахам монастыря и молящимся.
После осмотра монастыря нам предложили радушное угощение в монастырской трапезной: хорошие, белые и горячие пироги, жареная рыба, чай, пиво, мёд и крепкие напитки с разными закусками, но в ограниченном количестве. Во время трапезы хор певчих монастыря исполнил концерт по программе церк. песнопений. А учительницам был предложен другой стол с такими же яствами, только вместо напитков поданы были конфекты, чайное печение и фрукты.
Наше возвращение в Кострому было в тот же день и на том же пароходе благополучным и признательным нашему Начальству по курсам и Бабаевскому монастырю, с настоятелем его, за оказанное внимание к нам.

Экскурсия в Ипатьевский монастырь

Экскурсия наша в Ипатьевский монастырь происходила в конце курсов в воскресный день отдельными группами учителей и учительниц – курсантов. Здесь мы осматривали монастырские достопримечательности из времен первого Царя из дому Романовых – Михаила Феодоровича, без лектора и руководителя. Нам был открыт дворец, в котором жил Михаил Романов до своего избрания на царство, с его стеною-бойницею, охранявшую Романова, показан был главный храм монастыря – Троицкий собор — и все другие здания с монашескими кельями и квартирой Наместника монастыря, который принял [нас] любезно и угощал чаем.
Во всех комнатах дворца тёмно, потому что окна в стенах очень малы и своеобразны, не похожи на современные, на наши; пол окрашен густою краскою; мебель, в виде табуреток, сделана из сосны или дуба, очень тяжелая и окрашена тоже густою краскою. В общем во дворце было устроено всё просто, никакой роскоши не было видно. На дворе нет жизнерадостных видов, [нас] закрывает высокая каменная стена с внутренним ходом и небольшими отверстьями для дозора и защиты от неприятеля, если бы они появились. Кельи монахов тесны и невзрачны, а квартира о. наместника состояла из нескольких благоустроенных комнат. Эта прогулка в монастырь не произвела на нас большого впечатления.
30-го Июля, после общего актового собрания, курсы были закрыты. Нам были выданы Поспеловым Н.И. путевые деньги. Мы попрощались со своим Начальством, лекторами и со всеми учителями, вернулись в свои школы с новыми знаниями и опытом, чтобы продолжить свой труд учителя, всегда воспоминая курсы с благодарностью Начальству.

Занятия в школе после курсов

20 Нояб. 1952 г.
В Чудцовской церк.-прих. школе после курсов я занимался один до 1902 г. при переполненном классе учеников, который пришлось расширить, присоединить к нему соседнюю небольшую комнату, ранее бывшую квартиру учителя Н.А. Афонскаго.
В это время было открыто при школе священником о. Михаилом Дроздовым (св-к о. Венедикт Толгский ушел по болезни за штат) Общество трезвости, а секретарем общества был избран я. При школе составилась библиотека Общества трезвости, которая быстро пополнялась разными журналами и книгами разных писателей-классиков. Библиотекарем был сделан тоже я. Число членов увеличивалось. В особенности хорошая деятельность Общества трезвости стала проявляться с 1902 г.
К этому времени наша школа выросла до 120-ти человек-учеников, отличавшихся своим развитием, успехами по всем предметам, в особенности по Русскому яз. Получились из учеников старшего отделения хорошие и замечательные чтецы, например: Лебедева Евдокия, Сухарев Александр, Кошмин Владимир, Бедарев Андрей и др. Все они соревновались в отличном чтении детской изящной литературы, стихотворений и басен Крылова. Я делал им состязания и отличившимся давал небольшия награды тетрадями, бумагой и карандашами.
В этом году был определен в нашу школу второй учитель — св-к о. Владимир Семёнович Дружинин, который раньше был учителем в ц.-пр. школе и был вместе со мною на курсах в г. Костроме. Он помогал мне в занятиях, занимаясь с учениками средняго отд. и пением. Был организован из учеников хор. В нём участвовали и бывшие ученики и ученицы нашей школы. Стараниями заведующего школою, св-ка Дроздова, был получен волшебный фонарь с картинами. Начались литературные вечера с картинами. Ученики читали художественно-литературные и популярные статьи и отрывки из книг известных авторов, исторические и др. стихотворения. Басни Крылова разыгрывали и показывали в лицах, наприм.: «Стрекоза и Муравей», «Два мужика», «Крестьянин в беде», «Волк на псарне» и др. Всё это разнообразнивалось пением стихотворений: «Что ты спишь, мужичок?», «Волшебный фонарь» Лермонтова, «Буря мглою небо кроет», «Весело сияет месяц над селом» и другие.
На все эти вечера приходили не только из ближних деревень, но и из дальних много посторонней публики: девушки и парни, мужчины и женщины. Так продолжалось до разделения Чудцовской школы на две школы, вследствие многолюдства учеников, не вмещавшихся в классы.

Открытие Дьяконовской церковно-приходской школы

Вследствие многолюдства учеников в Чудцовской ц.-пр. школе, не вмешавшихся в классе, явилась надобность открыть новую школу. По моему совету св-к о. Михаил Дроздов решил её открыть в нашей деревне Дьяконове, расположенной на другом (на правом) берегу р. Костромы. Деревня состояла из 80 домохозяев и была окружена со всех сторон близлежащими деревнями другими. Нужно было заручиться от кр-н д. Дьяконова согласием дать участок земли под школу, вывезти на своих лошадях всю строительную древесину из купленной делянки для постройки школы и кирпич для фунтамента и печей ея. Для всего этого потребовалось от меня много времени и хлопот. Крестьяне согласились всё это сделать и дали подписку. Земля под школу ими была указана в поле по дороге в дер. Юрьецкая, на берегу
р. Костромы, в количестве 1/2 десятин. Место это называется: «Межник». Кирпич для фунтамента и печей школы был пожертвован крестьянином – торговцем дер. Григорьева — Харитоном Алексеевичем Смирновым. Он изъявил согласие быть попечителем школы и строителем ея. Это происходило в 1903 г. Занятья с учениками начались после постройки школы, в 1904 г.

Моя женитьба

Изложено 21 Нояб. 1952 г.
В 1903 г. мне было полных 26 лет, шел 27 год. Я думал про себя, что я зрелый жених, надо жениться, т.к. всякое дело нужно делать вовремя, стариком — лучше не жениться. Невесты были и предлагали свое согласие вступить в брак еще раньше, но оне не дождались моего согласия и вступили в брак с другими женихами. Я избрал молодую – 17 лет — девушку, для себя очень симпатичную, Марию Алексеевну Бедареву, дочь крестьянина, потому что она была скромна, честна и проста в обращении, умела читать, писать и разбираться в жизни. Эти качества ея для меня были дороже большого образования и богатого приданого. К тому же она обращала на меня свое внимание и проявляла свое расположение ко мне в течение порядочного времени. На мое предложение быть моею женою – она дала своё согласие и желание. По этой причине, в ожидании ея возраста, необходимого для вступления в брак, я отказывал в своем желании ранее принять предложение о вступлении в брак невестам с богатым приданым, до 2000 руб. И жизнь показала, что я не ошибся в выборе невесты. Брак состоялся. Венчание происходило 17 Янв. ст. ст. 1903 г. в Св. церкви с. Чудцы. Оно совершено свящ. о. Михаилом Дроздовым. Пел хор из моих учеников. Регентом был св-к о. Влад. Дружинин, мой помощник по школе. Церковь была полна зрителями до тесноты, собравшимися из всех деревень прихода, хотя венчание совершалось в пятницу, не в праздник. Для венчания, т.е. для принятия таинства брака, я приехал первым со своими шаферами из родственников, а потом была привезена на паре хороших лошадей и невеста со своими шаферицами. Для встречи ея вышел с Св. Крестом о. Михаил и я в притвор храма. И невеста была введена нами в храм, на приготовленное для венчания место, с пением хором: «Достойно есть яко воистину блажити Тя, Богородице…». Мы были одеты прилично. Невеста в белое шелковое платье с вуалью. На руках были золотые кольца и белыя перчатки. После наших подписей в обычной книге о браках началось венчание. Оно было очень торжественное. Хор пел детскими мелодичными голосами стройно и гармонично. Публика не шумела и стояла спокойно, устремив всё своё внимание на нас, на хор певчих, на наших шаферов и гостей и на моих учеников, окружавших нас рядами. При венчании свящ. о. Михаил Дроздов сказал приличное слово, относящееся к нашему событью, с ораторским мастерством, очень красноречиво (этим он отличался). А после венчания выступил пред нами один из старших учеников, Александр Сухарев, с Священной книгой Новаго Завета, обратившись к нам, новобрачным, с трогательною детскою речью, которую закончил словами стихотворения, записанного в Новом Завете: «Пусть эта книга Священная Спутница Вам неизменная будет везде и всегда!..» Книга подписана обоими священниками и всеми учениками школы. Потом ученик А. Сухарев сделал нам от всех учеников класса поздравление с законным браком с хорошими пожеланиями. Эта книга — «Новый Завет» — действительно с нами путешествует везде и всегда по сие время. Мы бережём ее как зеницу ока.
После выступления А. Сухарева подошла к новобрачной моей жене ученица старшего отделения Зинаида Дроздова – дочь св-ка Дроздова – с букетом цветов в руках и тоже с трогательною речью к нам, относящейся к нашему событию. К нашему выходу из храма после венчания все ученики были выстроены в две шеренги, по сторонам пути нашего следования. Они кидали свои шапки вверх со словами: «Новобрачным – нашему дорогому учителю Василию Вавиловичу и Марии Алексеевне – Ура!». Брачное торжество прошло весело и хорошо.

Дьяконовская церковно-приходская школа построена и занятия начались

Крестьяне д. Дьяконова свои обещания и обязательства по отношению школы полностью и своевременно выполнили: участок земли под школу отвели на указанном выше месте, «Межник», в количестве 1/2 дес., брёвна были срублены и вывезены, из купленной делянки Государственного казенного леса, за 10 верст, натурой, при помощи кр-н других ближайших деревень, на своих лошадях бесплатно. Кирпич для фундамента и печей для школы, также песок и глина подвозились ими же безплатно. Для выполнения такого тяжёлого и сложнаго труда, безплатного, всех крестьян разных ближайших деревень привлёк мой учительский авторитет и мои убеждения, т.к. я пользовался большими симпатиями их. Все эти работы выполнены в течение одной зимы и весны 1904 г. Летом производились плотничныя работы, распиловка тёсу и кладка фундамента под школу. Работы по постройке школы окончательно были закончены летом 1905 г. Всеми работами руководил сам попечитель школы Х.А. Смирнов, как знаток этого дела. Помогал ему при этих работах мой брат Фёдор Вавилович Котов.
Школа получилась большая, светлая и сухая, [со] сквозным и проходным коридором, разделяющим здание на вместительный класс — окнами на юг и запад, и на квартиру учителя с кухней — окнами на восток, север и юг. Из коридора ведет лестница на чердак, но она закрывается тёплым люком. В классе две печки, дающие тёпло в достаточном количестве. Так же и в квартире учителя — тоже две печки, вполне снабжающие теплом. Занятия начались в новом здании с 1-го Сент. 1905 г. после освящения здания. Заведующим школой состоял св-к М. Дроздов, а Законоучителем – св-к Владимир Дружинин.
До достройки здания для школы два года занятия велись в заарендованном доме у кр-на д. Дьяконова Владимира Андреевича Перова, по 80 руб. в год. Школа была хорошо снабжена новыми учебниками для всех трех отделений. Учеников было много, и все они сидили за партами. На содержание школы и постройку ея были отпущены деньги Е.У. Советом. Попечителем школы
Х.А. Смирновым был пожертвован кирпич и деньги, необходимые для достройки. Это известно ему одному.
Я был учителем в Дьяконовской ц.-пр. школе в течение шести лет, с 1904 г. Пришлось оставить занятия в школе по совету врачей, по болезни уйти и сделаться служителем культа. В 1909 г. получил я награду за труды по народному образованию – Серебряную медаль с надписью: «За усердие», на Александровской ленте. Жалованья получал я, будучи учителем, 30 руб. в месяц. Я вел сельское хоз-во: была лошадь, две коровы и три овцы-матки, один надел земли и 32 дес. купчей. С окончанием работы всё это и свои собственныя постройки передал братьям за очень низкую плату.
Изложено 22 Нояб. 1952 г.

Пожар в деревне Дьяконове 1906 г.

С Сентября месяца 1905 г. я со своей семьей стал жить в новом здании Дьяконовской школы, в квартире учителя. В семье у нас были: я, моя жена, мать и
2-х летняя дочь Катя. В д. Дьяконове был собственный дом с двором. На дворе временно находились лошадь, корова и три овцы. 30 Марта 1906 г. по ст. ст. произошел в дер. Дьяконове очень большой пожар от неосторожнаго обращения с огнем скрытно курящего от семьи старика. Был очень сильный и холодный ветер, быстро воспламенивший огонь от упавшей папироски на солому во дворе. Двор так быстро охватило огнем, что не успели и не смогли выгонить скот со двора. Сами хозяева и все члены семьи выскочили из дому на улицу в окно, схвативши из дому один самовар. Дом, скот и всё, что у них было, сгорело. Огонь был быстро перенесён ветром одновременно [на] не менее 20-ти др. домов этого порядка деревни, и в то же время огонь перебросило ниже деревни, под гору, на огувенныя постройки, загорелись сараи и амбары с хлебом. Загорелись щепы около школы и ржаная жнива на полях, хотя в это время был весенний разлив воды. Река Кострома была полна, наравне с берегами. Лёд стоял большими заторами. Школа от деревни стояла на 1/2 версты.
При таком сильном ветре огонь стихийно бушевал и так быстро воспламенял постройки, стоящие под ветром, что люди, хозяева их, старались только спасти себя от огня. Хлеб в амбарах тоже сгорел. Школе была опасность сгореть, т.к. ветер дул на неё и на д. Юрьецких. Поэтому жители этой деревни, бывшие на пожаре, поспешили вернуться в свою деревню. Огонь не остановился на постройках, стоявших на ветру, он перебросился на другой порядок деревни, который защищался ветром. Вот как он разбушевался и озлобился на людей! А людей было очень много, собравшихся и прибежавших на пожар из разных ближних деревень с 6-ю пожарными трубами. Была сильная и упорная борьба людей с огнём, длившаяся с утра до вечера. Пожар остановился на том доме, в котором временно [была] школа. Его едва отстояли при помощи шести пожарных машин. Вода из них протекала внутрь дома чрез углы и пазы стен с мохом. Как велика и сильна была стихийная сила огня! Для многих из людей было это необъяснимым, а для тех, которые этого не видели, покажется невероятным. Во время этого пожара сгорело 32 жилых дома, несколько лошадей, много коров и овец. Наш дом не сгорел. Сгорело до 15-ти других зданий, амбаров и сараев. У пяти домохозяев сгорели все запасы хлеба, до 1000 пудов.
Потерпевшие от пожара получили от Правительства усиленную страховку и некоторые льготы по платежам налогов. Также очень сочувственно отнеслись к ним граждане-соседи, не потерпившие от огня, а их было около 50 домохозяев. Благодаря этому и благодаря сухому и хорошему лету, многие погорельцы построили себе новые дома с дворами еще до зимы и переселились в них.
Изложено 23 Нояб. 1952 г.

Моя жизнь в Тутке. Болезнь Вани

По моему прошению наше Епархиальное Начальство освободило меня от учительских занятий, а Высокопреосвященнейший Архиепископ Костромской Тихон определил на штатное диаконское место в с. Тутку, Солигаличскаго уезда. Посвящение во диакона совершено в Костром. кафедральном соборе 21-го Окт. 1909 г., в праздник Святителя Димитрия.
Село Тутка находится от Дьяконовской школы в
15-ти верстах. В селе было только три дома: два церковных и один частный, в котором жили два брата-старика, сыновья умершего св-ка. В большом каменном церковн. доме была школа и были квартиры для священника, диакона и учителя. Во втором церк. доме, деревянном, была квартира для псаломщика и церк. сторожа. Сюда приходили и богомольцы. В приходе было пять небольших деревень с населением около 100 домохозяев, занимавшихся хлебопашеством и возкою леса по зимам для сплава по р. Тутке. Все они жили бедно и некультурно, некоторые в черных, без труб, избах. Причт содержался процентами церк. капитала и занимался хлебопашеством и скотоводством. Земли было 700 дес.
В хоз-ве у меня были: одна лошадь, две коровы и три овцы. Сена хватало. Двор, сарай и амбар были церковные, а баня и овин собственные. Работы по хозяйству производились преимущественно своими силами. Были ульи, пять семей. Всего дохода получалось в год не больше 400 р. с процентами да от своего хозяйства не больше 100 р. В окружающем со всех сторон лесу росло много ягод: брусники, черники, клюквы, малины, морошки, голубихи, а грибов росло мало. В р. Тутке рыбы было порядочно.
В семействе у меня [было] семь человек: я, жена, четверо детей — Катя, Маня, Ваня и Аннушка; еще жила с нами моя мать, которая водилась с нашими детями. В Тутке я жил четыре года. Вследствие отдаленности Тутки от городов и железной дороги я решил перебраться в др. приход, поближе к железной дороге или к какому-нибудь городу. Я решил готовиться к экзамену при Консистории на священника по курсу духовных семинарий. Для этого я выписал книги-учебники, которыми и теперь пользуюсь.

Болезнь Вани в Тутке

В первый год жизни в с. Тутке заболел Ваня корью и потом коклюшом. Очень тяжело было ему бороться с коклюшом, т.к. приступы кашля с густой харкотиной были очень сильные и частые. Он был еще маленький, похудел и ослаб. Мы боялись за него и опасались смерти. И действительно, в один из дней тяжелых приступов он перестал дышать, весь распустился и посинел, даже почернел. В то время у меня была тёща. Мы все испугались до слёз и решили, что он умер, и положили его на стол. Он был в таком положении около 30 мин. В это время я делал ему искусственное дыхание против желания жены, матери и тещи. Все они плакали и просили меня не безпокоить умершого. Катя и Маня тоже плакали. Я попросил кого-то из них побыстрее сбегать к
о. Петру и попросить немного красного виноградного вина. Вино было дано и принесено. Мои ожидания и надежды, что Ваня оживет, мои действия по искусственному дыханию не остались напрасными – Ваня стал отходить, мёртвенность лица и всего тела [начали] приходить в нормальный вид, и показалось мне его слабое дыхание. А потом все мы увидели, что он жив и дышит. При этом ему дано было несколько капель виноградного вина. Коклюш у него еще продолжался и были еще два сильные приступа, но они были слабее первого. И мы в это время давали ему по несколько капель вина. И всё прошло благополучно. Коклюш кончился без последствий. За что мы прославили Господа Бога. Это показывает, что надо делать при болезни коклюша, чтобы не похоронить еще живого.
Катя в Тутке не скучала, в особенности летом. Она полюбила лес и одна ходила с небольшой корзинкой кругом полей около лесу, собирая ягоды или грибы-целики.
Изложено 24 Нояб. 1952 г.

Мои экзамены при Консистории на священника

Из с. Тутки мною было подано прошение Костромскому архиепископу Тихону об определении меня священником на одно из свободных мест епархии, без указания прихода, с приложением отзыва о мне Солигаличского Благочиннического Совета, составленного о. Павлом Траяновым. Это сделано мною лично. Владыко предложил мне держать испытание при Консистории, произвести это было указано о. Петру Левашову и по каким предметам. После испытания о. протоиерей Левашов должен был лично явиться к Владыке с докладом о результатах моих ответов. Испытания я выдержал успешно, в особенности о Богослужениях годичного круга, при ответе слышал одобрение: «Хорошо знаешь». Это меня бодрило и утешало. О всём этом подробно доложено Архиепископу Тихону о. прот. Левашовым в моем присутствии. Владыка признал меня достойным получить священническое место и предложил мне указать его в своем прошении на его имя. Я указал на второе священническое место на своей родине, в селе Никола-Чудце. Место это оказалось занятым, и я был определен на второе священническое место в с. Введение-Каликино (д), к Георгиевской церкви, где настоятелем о. прот. Феодор Чудецкий.

Мое рукоположение во священника и переезд в с. Введение-Каликино Парфеньевского р-на (е)

Рукоположение меня во священники было совершено в праздник Введения в храм Девы Марии 21-го Нояб. 1913 г. в Костромском кафедральном соборе викарным епископом Арсением, т.к. Архиепископ Тихон был вызван в Синод для присутствия в качестве члена. Рукоположения моего пришлось ждать две недели, вследствие болезни еп. Арсения. В это время я жил в Ипатьевском монастыре у о. Наместника монастыря, архимандрита Никодима, а питался вместе с братьею монастыря. Большое спасибо им за приют и гостеприимство! Я спал в покоях о. Наместника. Вечером я читал вечерния молитвы и его монашеское правило. А потом мы подолгу беседовали о Священном писании и Богослужении по разным книгам. Все эти беседы и чтения книг по дням и вечерам много пользы принесли мне, и всё это не будет забыто мною до смерти. Иногда я служил за диакона в церкви Ипатьевской слободы. После рукоположения моего. Наместник приказал своему конюху проводить меня на монастырской лошади до вокзала. Вечная ему память!

Разсказ о. Никодима о своей болезни

У него заболела нога от ушиба. После большой опухоли открылась рана. Он обратился за помощью к знаменитому в то время Буйскому врачу Бродовскому, но почти безполезно. По-видимому, получился «костоед». Лечение продолжалось, рана не заживала. Он потерял надежду избавиться от раны и решился больше не лечиться и терпеть рану до смерти. По сану иеромонаха случилось ему быть в Июне и Июле месяцах 1906 г. с чтимою Св. иконою преп. Иакова Железноборовскаго чудотворца на моей родине Чудцы Буйского р-на (ё), где он был в то время иеромонахом. Здесь он в одной деревне разсказал одной старухе о своей болезни ноги. Эта старуха посоветовала ему остаться в Чудце на некоторое время после молебствий и применить ея лечение раны чистым березовым щёлоком. Он согласился и применил это лечение от нея. Чрез небольшое время после этого рана на ноге зажила и больше не вскрывалась. Он возвратился в монастырь здоровым и радостным, прославляя Господа Бога и пр. Иакова.

Мой переезд из Тутки

Изложено 25 Нояб. 1952 г.
В Тутке я жил 4 года. Кое-чем я обзавелся по хоз-ву. Всё это перевозить было далёко, чрез 200 верст, и невыгодно. Я решил продать двух коров, овец и кур, хлеб в зерне и в поле озимь, весь картофель и другие огородныя овощи, сено и солому, овин и баню и др. разныя мелочи. Я взял с собою лошадь, кухонную (получше) посуду, самовар с чайной посудой и все книги, которых было много, и два улья. Всё это отправил на 3-х подводах, в том числе была своя подвода. А сам со всёй семьёй, в количестве 7-ми человек, отправился на новое место служения по железной дороге до станции Антропово, отсюда поехали на наёмной лошади, на разстояние 15-ти верст. Мы оказались в с. Введение-Каликине 9-го Дек. по ст. ст. 1913 г., а наши подводы — 12 Дек.: их задержали метели и морозы.

Село Введение-Каликино

Село расположено на высокой горе, при слиянии двух рек: Неи и Идола. Название этих рек показывает, что здесь жили вместе с славянами другие народности, будто бы черемисы. Название реки — Нея и Печерда — показывают это. А название р. Идол показывает, что здесь жили язычники и имели языческое капище или храм с идолами.
Все примыкающие к селу [деревни] принадлежали Московскому великому князю Иоанну Калите. Потом из них составилась Каликинская, правильней сказать — Калитинская, волость. В селе имеются два храма: Введенский и Георгиевский, в который я и получил определение. Мой настоятель, прот. о. Ф. Чудецкий, был уже стариком. Он всю жизнь прожил вдовым, с женою жил 1 год, был всегда трезвым, скромным, во всём воздержным, не искавшим более доходных приходов и наград за выслугу лет; довольствовался тем, что дадут. Имел два ордена, наперсный крест и камилавку.

Введениский храм в селе Каликине Фото сер. XX в. Из архива И.Н. Голубевой

Георгиевский храм в селе Каликине 1948 г. Из архива И.Н. Голубевой

Отец Фёдор встретил меня с хорошим вниманием и помогал мне своими советами, как начать жить на новом месте с такою большою семьею и потом обзавестись своим собственным домом и скотом. И я по его совету купил баню и амбар у диакона Ф. Груздева за 300 р. Летом купил корову за 40 р. После этого стало можно жить с большою семьею.
Я был назначен Законоучителем в Погореловскую школу. В то же время небольшое хоз-во с хлебопашеством, огородничеством и пчеловодством. В общем, в течение года все доходы по службе и от хозяйства выражались в сумме 600 р.
Почему-то я не скучал здесь. Мне всё нравилось: и реки, и храмы, и село, и лес, и поля. Моя совместная жизнь со всеми членами семьи, разнообразие природы, красивый вид с горы на окружающие местности с протекающими двумя реками (Нея и Идол), близость леса, богатого ягодами и грибами, – всё это бодрило, веселило и радовало нас, питало чистым, здоровым сосновым воздухом от леса, с трёх сторон окружающего нас, питало разными плодами природы: земляникой, черникой, малиной, брусникой и разнообразными грибами, фруктами и овощами, растущими в саду. Всё это разгоняло нашу всякую скуку.
И действительно, я заметно делался здоровее, крепче, устойчивее и бодрее. Ревматизм и малокровие пропали навсегда.
Под воздействием всего этого я со своей старухой живем в с. Введение-Каликине по сие время, уже 39 лет. За это время много приятного и радостного было для нас; было много неприятного, печального, тревожного и даже странного и опасного для нашей жизни. О чем будет сказано ниже.
Изложено 26 Нояб. 1952 г.

Первая война с немцами и революция

Здесь, на новом месте, я повел такой же образ жизни, как и прежде: кроме священнических обязанностей, сам пахал плугом землю, боронил железной и пружинной бороной. Под посев озимовой ржи я всегда старался подпаривать землю осенью, хорошо удобрить землю навозом, заделать его плугом и перед посевом, который начинался с 25 - 28 Июля ст. ст., еще раз вспахать землю плугом, чтобы земля была рыхлая, без травы и корней сорных трав, чтобы бродила, а не резала. Этого местными крестьянами не делалось, и потому они надо мною смеялись. Но когда они увидели, что мое полё родит вдвое или даже втрое больше, чем [их] поля, — стали подражать мне. Я сеял рожь нечасто, не больше 8 пудов на десятину.
Такой мирный и спокойный [период] продолжался недолго: началась неожиданно война с немцами. Она была неудачна и тяжела для нас, хотя наши русские солдаты защищали родину самоотверженно и стойко, но у нас была слабая военная техника и измена некоторых полководцев и генералов из немецкого происхождения. Солдаты роптали. Рабочие и крестьяне были очень недовольны дороговизной продовольствия и его пропажей с рынков. Началось волнение.
В это время выступил с открытой агитацией Ленин Владимир Ильич и убедил солдат и рабочих взять власть в свои руки. Произошел переворот Государственного строя; произошла Великая революция: царь, царица с детями, и все министры, и все начальники, власть имевшие, были арестованы. Стала управлять и распоряжаться Советская власть, во главе Ленина и Сталина и др. Были удалены и буржуазное правительство Керенского, и др. лица из меньшевиков: Троцкий, Зиновьев, Рыков, Бухарин и другие их единомышленники. Началась гражданская война. Отпущенным домой солдатам [пришлось] опять вернуться для защиты отечества от белогвардейцев, которыми руководили разные лица: Врангель, Корнилов, Краснов и др. Помогали им Англичане и др. инородцы. Народная Красная Армия [сумела] отстоять Советскую Власть и разгромить всех белогвардейцев. Война с немцами и белогвардейцами принесла большие лишения и разныя трудности для русского народа: был большой голод, разныя заразныя болезни, в особенности сильно свирепствовал сыпной тиф, который унес в землю людей больше, чем от войны. Так продолжалось до НЭПа. После НЭПа были трудности, но более слабыя. Наконец жизнь наладилась и исправилась.

Как мы жили в это время

Излож. 27 Нояб.
Во время первого голодного времени, очень тяжелого для нас, у нас было детей 4 чел. и мать-старуха. А в 1922 г. родились еще сын Алексей и дочь Ольга. Всего в семье стало 9-ть чел. Для такой семьи требовалось всего больше: и хлеба, и одежды, и обуви. К тому же в это время учились в Парфеньевской полной школе две старшия дочери – Катя и Маня, а Ваня и Аннушка учились в местной Пироговской школе. Пришлось много думать и заботиться, как воспитать их мало-мальски сытыми и одетыми.
В 1921 г. болели скарлатиной троё из детей:
8-ми летняя Аннушка, Маня и Ваня. У Вани после скарлатины получилось очень тяжелое осложнение. Лечил его местный фельдшер И.В. Куркулис. Он, после некоторого лечения, признал в нем воспаление мозговой оболочки, при этом применил пиявки. Это не помогло. После этого он посоветовал мне свезти его на станцию Полома к врачу Дьякову. Врач Дьяков не признал в нем этой болезни, а признал очень большое малокровие и сильное истощение организма и велел надеяться на выздоровление. И действительно, выздоровление Вани началось, но очень медленное, начавшееся с Марта и продолжавшееся до Мая. Много времени этого периода без поддержки других не мог один ходить. С января м-ца до Марта были у него большия боли, сильно страдал: стонал и кричал. Во время болезни Вани было много перенесено нами страха за жизнь его и нормальность. Также много хлопот было, волнений и проведено бессонных ночей. <…>

Семья о. Василия Румянцева. Середина 20-х гг. XX в. Сидят: матушка Мария с сыном Алексеем, о. Василий. Стоят: дочь Мария и сын Иван. Из архива И.Н. Голубевой

В 1922 г. произошли у нас два больших несчастья: воровство мёда из седьми ульев неизвестными ворами (после чего погибли три улья) и болезнь и смерть от дизентерии 10-ти летней дочери Аннушки. <…> Летом 1922 г. [умерла] девочка 5 м-цев от рождения — Оля.
До 1930 г. наша жизнь проходила сравнительно спокойно по сельскому хоз-ву и по службе священника. Голода при НЭПе не было, болизни прекратились, сельское х-во в деревнях росло и расширялось, т.к. излишки собственной земли владельцев, монастырьския и церковныя владения отдавались желающим хлеборобам. Но при этом и владельцам их оставалась норма земли для обработки только собственными личными силами, без наёмного труда. Общинность и трехполка, черезполосица и мелкополосица уничтожались. По указанию Советского Закона вводилось и поощрялось хуторское, отрубное хозяйства и широкополосица с травосеянием по плану: четырехполия, пятиполия и до восьмиполия включительно. Появилось у кр-н много хорошего и сытого скота, погоня за хорошими лошадями, за молочными коровами и за другим породистым скотом. Такому росту и улучшению его много помогали сельско-хоз. выставки с дипломами и премиями. Также много помогало и травосеяние. Чрезполосица и мелкополосица быстро ликвидировались и заменялись другими видами х-ва.
На основании нового закона Советской Власти я перешел на отрубное хозяйство и вел его до 1930 г. Было введено 7-ми полие с травосеянием. Один севооборот был полностью проведен и показал большие преимущества над бывшим сельским х-вом по лёгкости и удобствам обработки и по доходности х-ва. Все работы производились только членами моей семьи, кончались они в Августе месяце. Дочери уходили учиться в Парфеньевскую полную среднюю школу. <…>
В 1930 г. пришлось отказаться от земли и отруб передать с травосеянием и озимым полём Осиевскому колхозу. Я подпал под раскулачивание. Я и все мои дети были лишены права участвовать при выборах лиц на Государственные Советские должности до указания т. Сталина, что дети лишенцев за родителей [не отвечают]. Потом было возвращено это право и нам, родителям их.
Как мы жили после раскулачивания

28 Нояб. 1952 г.
До 1937 г. я продолжал свою службу в церкви и приходе. В моем распоряжении был дом и небольшой участок земли в огородце, занимаемый посадкою огородных овощей: картофелем, капустой, огурцами и др. овощами. В огородце имеются яблони и ягодные кусты, посаженные мною. Еще имею 8 - 9 ульев.
Старшая дочь Катя вступила в брак с избранным ею женихом — студентом того же института, в котором училась, Николаем Андреевичем Голубевым. Пред вступлением в брак он приезжал к нам испросить наше согласие на это. По окончании ветинститута получили места для работы по своей специальности: Катя была санитарным тринзитным врачом в г. Луге Ленингр. обл., а Николай Андреевич – военным, в том же городе.
Маня кончила Парфеньевскую полную среднюю школу, потом проходила и кончила курсы на булгактера и еще курсы на лабарантку, т.к. в ин-т не была принята по социальному положению. После курсов она поступила на работу в Ленинграде по своей специальности лабаранки по осмотру мяса и молока, где работает по сие время. В брак она не вступает.

За родным столом матушка Мария и о. Василий. Из архива И.Н. Голубевой

Ваня кончил 6-ть классов Парфеньевской школы, был принят в Чухломский техникум, потом изключен из него по социальному положению. После этого он стал считаться лишенцем и безправным поступить на военную службу и в колхоз. Это заставило его уйти от нас и жить одному в отдельном доме, терпеть разные названия и насмешки, иногда издевательства от нечестных и несознательных людей. Это продолжалось до указания т. Сталина И.В., что дети за родителей не отвечают. На основании этого ему дали право быть равноправным со всеми гражданами Советского Союза и дали возможность быть рядовым членом Спицынского колхоза, в котором работал [в течение] двух лет честно, исправно и без прогулов. За свои работы в колхозе он получил денежную премию и был отпущен учиться в школу шоферов. По окончании этой школы он работал в г. Ленинграде до мобилизации на фронт во время войны с Финляндией шофером на своей машине. Войну с Финляндией он пережил благополучно и вернулся домой целым и невредимым, стал жить с нами вместе и содержал нас, стариков, на своем иждивении. После отдыха от войны он опять вернулся в Ленинград на свою прежнюю работу, не переставая помогать нам в существовании до самой Отечественной войны 1941 г., будучи неженатым. 22 Июня 1941 г. он был во второй раз мобилизован со своей машиной на фронт войны с немцами и 2-го Ноября того же года был убит на позиции Ленинградского фронта. О месте смерти и погребении тела его нам не сообщено.

Пора сенокоса. Матушка Мария и о. Василий. Из архива И.Н. Голубевой

Из всего сказанного видно, как несправедливо он терпел и переживал разныя насмешки и названия, считался опасным человеком для колхоза, общества людей и Государства, не заслуживающим равноправия и принятия учиться в желаемыя им школы. Напротив, он был действительным патриотом, не на словах только говоруном, но на деле и в героизме. Он оказался намного выше тех людей, которые ему и мне пакостили.
После смерти Вани нам дали Государственную пенсию, как жившим на его иждивении, 144 р. в месяц, которых хватает нам на хлеб, освободили нас от налогов и считают нас [достойными] должнаго внимания от начальства при существовании. Конечно, и теперь есть несознательные и нечестные люди, патриоты только на словах, знающие только себя и делающие только себе да еще иногда для своих друзей. А все погибшие люди и защитники Отечества и их — ими забыты и считаются за ничто, потому [что] они на фронтах не были, лишений не видали.
Второй сын, Алексей, учился в лучшие годы, после указания т. Сталиным, что дети лишенцов не отвечают за родителей. После успешного окончания Парфеньевской полной средней школы и получения аттестата зрелости поступил учиться в Ленинградский ветеринарный ин-т в 1938 г. В 1941 г. началась война с немцами. Ему пришлось эвакуироваться в Кировский ветин-т? и отсюда в Марте м-це 1942 г. был мобилизован учиться в Ярославскую военную школу на офицера. По окончании школы в 1943 г. был послан на Калининский фронт, а потом попал в Курскую дугу. При наступлении 12 Июня
1943 г. на Белгород он наскочил правой ногой на пехотную мину и получил сильное ранение нижней части ноги. Эта часть ноги была отнята, и ему пришлось кочевать по госпиталям г.г. Воронежа, Уфы и Иркутска. В Иркутском госпитале он пробыл 7-мь месяцев. А отсюда был отпущен домой с освобождением от военной службы, с военной пенсией по линии Министерства Государственной и Отечественной Обороны. За военные подвиги на фронте Алексей получил Военный орден. В Январе месяце 1945 г., после снятия осады Ленинграда и возвращения в него ветин-та из эвакуации, Алеша поступил в него для продолжения своего образования и успешно закончил его в 1947 г. Потом он был принят на работу по своей специальности в Ярославский холодильник, где он продолжает свою работу и в настоящее время. В Ярославле он женился на учительнице средней школы Галине Михайловне Запрягаевой, имеющей высшее образование. При вступлении в брак и регистрации его он попросил нашего родительского совета, разрешения и благословения. Только после этого состоялась регистрация брака с избранною им невестою и брачное торжество в квартире отца невесты Михаила Николаевича Запрягаева, на которое были приглашены и мы.
Все дети наши не забывают нас, стариков, и помогают в необходимом для существования, видя, что пенсии нам не хватает; относятся к нам любовно и почтительно и иногда приезжают к нам на отдых после своих занятий и работ, чтобы вместе с нами провести некоторое время, подышать с нами одним здоровым сосновым воздухом нашей местности, поговорить и поделиться с нами своими радостями и разными переживаниями и, главное, осмотреть нас и увидеть, в каком состоянии мы находимся, в чём нуждаемся; ободрить нас и влить в нашу энергию новыя струи живительной силы здоровья, спокойствия и утешения. За что мы благодарны им. Они обещают нам не забывать нас до смерти и продолжать свою помощь до конца нашей жизни, в случае необходимости – взять нас к себе. Все это нас успокаивает и бодрит.
Кроме детей наших, так же любовно и отзывчиво относятся к нам и дети Николая Андреевича и Кати, наши внучки: Ира, Галя, Женя и Оля. Почти все оне имеют законченное высшее образование. Ира и Галя уже работают по своим специальностям.
Переписка идет между нами почти еженедельно.
Итак, мы свою жизнь доживаем без особенной нужды и пока без страха за существование, в мире и спокойствии. 30 января 1953 г. исполнится 50 лет нашей совместной жизни в законном супружестве с матерью наших детей Марией Алексеевной Румянцевой, бывшей Бедаревой. Всё пережитое-нехорошее забыто. Только никогда не будут забыты нами умершие дети наши: Ваня, Аннушка, Оля, Алеша (2-й) и еще маленькая Оля. При воспоминании их невольно слезы льются. В особенности тяжело бывает при воспоминании жизни Вани и Аннушки, потому что много пережито было ими неприятного для них и так же много было сделано приятного и радостного для нас. Ваня продолжает быть кормильцем нашим и в настоящее время, чрез получаемую от Государства пенсию за него.

Полжизни вместе. Из архива И.Н. Голубевой

Порядок моей жизни

Утро. Я по привычке просыпаюсь в 2 - 3 часа, редко в 4 часа. При этом позволяешь себе быть на постеле около одного часа, если позволяют обыденныя работы. В это время или исполняешь свой долг христианина — отправляешь правило утренней молитвы, или обдумываешь план предстоящей работы. Потом встаешь, умываешься и приступаешь к молитве, если она не совершена на постеле, или приступаешь к намеченной работе. Но прежде работы пьешь чай и завтракаешь из остатков предыдущего дня. Днем дорожишь каждым часом времени, чтобы он не пропал даром, без работы. В особенности так поступаешь во время работы в огородце при посадке овощей, в сенокос – при косьбе травы и сушке сена; осенью – при уборке огородных овощей и при сборе ягод и грибов. Я стараюсь каждую работу, в особенности по пчеловодству, отправить вовремя, без опущений, т.к. от этого зависит успех каждого дела, каждой работы. Обед и окончание (каждой) работы каждого дня бывает не в определённое время. Это зависит от хода работы и состояния погоды. Бывает нужным применить пословицу: «Куй железо — пока горячо!». Это первое правило жизни.
Второе правило моей жизни: «Не береги работу до завтра, не откладывай на авось. Ты не знаешь, что будет завтра».
Третье правило: «Не быть самонадеянным». Прежде работы проси помощи Свыше у Господа Бога и Его Пречистой Матери и работай прилежно. При этом соображай: как правильнее, лучше и скорее сделать; не отказывайся выслушать советы других, не только членов своей семьи, но и чужих, хотя они будут ниже тебя возрастом и образованием, по твоему мнению и мнению окружающих людей.
Поэтому жена каждого мужчины должна быть первой помощницей и советницей в работе. При этом я не терял самостоятельности, боялся поступка Адама, послушавшагося жены Евы и вкусившего от запрещенного плода.
Я держался и четвертого правила. Вот оно: «Не презирай, и не считай, и не говори, что он глуп и безполезный человек, зная, что в каждом человеке и в нас самих есть хорошия и худыя стороны, только разныя». У одних из нас больше хорошего и правильного, меньше худого. У других наоборот – больше худого и меньше хорошего и положительного. Все эти качества бывают разные у людей. Бывает и так, что и немного хороших и положительных качеств заслуживают большого внимания и оценки; ради их приходится снисходительно и нестрого отнестись и к недостаткам человека, как Христос к грешнице, взятой и обличенной в прелюбодеянии.
Все мы не без греха. Все мы несовершенны, не имеем права бросить камень осуждения и презрения на человека.
Также я не брезговал и не стыдился поговорить, разспросить и посоветоваться с другими о разных работах и занятьях, как и когда они отправляют их. Из этого я извлекал лучшее и полезное, отбрасывал плохое и вредное, стараясь и им внушить и показать это, чтобы и они учились. Это было пятое правило.
Шестое правило: «Воздёржность и умеренность во всём, в особенности в охмеляющих напитках и в безнравственности». Это есть основание твердое – на камне жизни.

Я считался, в одно время, обновленцем

Я считаю нужным записать, что я с 1934 г. по
1937-й г. служил при своей Георгиевской ц. по Обновленческой ориентации, т.е. был в ведении обновленческих епископов. Это произошло против моего желания, по влиянию и требованию того времени. Во время обновленчества я был возведен в сан протоиерея и в должность благочинного. В это время пришлось пережить много неприятностей и оскорблений от людей, в особенности от некоторых несознательных прихожан, не знающих догматов – истин нашей Православной Веры — и считавших себя поборниками благочестия и защитниками Православной Веры и церкви, наподобие строобрядцев. Они называли меня «Красным попом» за то только, что я молился за Богослужениями за Правительство и воинство страны нашей: «Да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте». Это прошение из сугубой ектении и теперь читается за Богослужениями. При Обновленческом служении налог был большой, а доходы уменьшились. По этой причине пришлось оставить службу 1-го Июля 1937 г. и уйти в заштат.
17 Марта 1943 г. я отказался чрез покаяние от обновленчества и был принят на учёт Патриаршей Правосл. церкви. В 1944 г. отправлял все богослужения Страстной и Святой нед. в посаде Парфеньеве, Костр. обл., вместо больного Отца протоиерея Иоанна Калинникова. Его я исповедовал, соборовал, напутствовал Св. Таинством причащения и совершил Пасхальную панихиду.

Я определен 2-м священником в г. Галич

Излож. 30 Нояб.
17-го Мар. 1947 г. я был определен Еп. Антонием на 2-ю священническую вакансию к Васильевской церкви г. Галича; служил при этой церкви до 6-го Июля того же года. По прошению я был уволен Еп. Антонием за штат, по домашним обстоятельствам: в моё отсутствие в г. Галич на службу была сделана большая кража в моем доме и при этом была опасность – быть убитой вором моей жене-старухе. Этим она была напугана и от испуга заболела. В это время жила она одна.
Во время службы в г. Галиче я был награжден Еп. Антонием Наперсным Крестом.
Жители г. Галича и прихожане окружающих деревень (др. приходов не было) просили меня не уходить от них и остаться у них до смерти. Были готовы купить дом для меня и моей семьи, состоящей из одной старухи, и найти мисто для коровы. Также Еп. Антоний убеждал остаться. Но жена моя и дети не пожелали этого по болезни матери. И пришлось исполнить их желание. Оно исполняется по сие время, хотя я люблю церковь, стремлюсь в нее; люблю и Богослужения, душа моя томится без них. В то же время я чувствую себя здоровым, сильным и способным совершать Св. Таинства и все др. Богослужения и учить народ истинам Св. Евангелия и Св. Правосл. веры и нравственности.
Но было бы большим грехом для меня бросить на произвол свою больную жену-старуху, проживши с ней около 50-ти лет, когда она была здоровой, родивши
8-мь детей, из них 4-х воспитавши до полного возраста и до самостоятельной жизни. Было бы большим преступлением и пред детями нашими, любящими нас, в особенности любящими мать свою. Это было бы причиной осуждения меня детями и людьми.

Произошла кража в моем доме

Кража в моем доме произошла с 5-го на 6-е Июля 1947 г. неподозреваемым вором в моё отсутствие на службу к Васильевской церкви г. Галича. Дома жила одна моя жена-старуха. Дети наши жили и работали самостоятельно по своим специальностям в г. Ленинграде. Младший сын Алексей кончал Ленинградский ветинститут и держал экзамены. Работницы и прислуги у нас не было.
Впоследствии вор обнаружился. Он оказался моим бывшим прихожанином. А в это время он жил со своею матерью в д. Нечаеве, в одной версте от Парфеньева. Его звали «Колька Каран». Он был еще молодым парнем, пред этим вернулся из Красной армии. По ремеслу он был сапожник, имел гармошку и считался девушками веселым парнем и хорошим женихом. Хороший женишок в эту вёсну, с мая месяца, занялся самым нехорошим ремеслом, но очень выгодным для него делом – воровством чужого имущества и убийством. До моей кражи он сделал около пяти других краж, убил старика с женой-старухой, сжег их и их дом в дер. Село, около Парфеньева, и был не замечен. По этим кражам и убийству с поджогом дома подозревались другие личности и еще цыгане. Колька Каран, видя успех своих гнусных дел, онаглел и решил продолжать свои озверелые дела. Он сообразил, что у меня должны быть большие деньги, как у служителя культа – священника, да еще в таком большом приходе, как
г. Галич, и решился прибавить еще большое преступление – ограбить мой дом, найти деньги, унести их и убить мою старуху, если она помешает. Так он признался впоследствии в Костромском Облсуде в моем присутствии. Колька Каран пошел и сделал. Но денег он не нашел, старуху не убил: она не помешала. Бог отвёл от её от этого опасного человека-зверя. Было украдено им у меня разного имущества, одёжи, обуви и мануфактуры, с разными другими мелкими вещами, на 10 000 руб. После моей кражи им было сделано еще несколько больших краж, напр.: в д.д. Кузнецове, Починке.
О своей краже я сделал заявление в Парфеньевскую милицию. Начались розыски. Начальник милиции Козлов оказался очень деятельным и настойчивым: сам ходил по ночам по ближайшим деревням и дорогам, стараясь напасть на следы воров. И наш вор скоро обнаружился одетым в пальто моего сына-студента. При этом вор, Колька Каран, при своем бегстве от преследующего его сторожа сбросил со своих плеч наше пальто, чтобы убежать и скрыться, был узнан и потом взят в его деревне, в доме соседки, и арестован. Половина моих вещей была отобрана у вора (где она хранилась? – мне не известно: милиция не сообщила) и возвращена мне. Вора судил Костромской Облсуд 17 Дек. 1947 г. Мы, потерпевшие, были свидетелями. Вор, Колька Каран, признался во всех седьми кражах, в убийстве стариков, поджоге дома, разсказавши спокойно, как всё это он делал. Также признался в краже у меня и намерении [убить] мою жену-старуху.
Костромской Облсуд приговорил его к 20-ти годам заключения с работами.
16-го Дек., накануне Облсуда, я был у еп. Антония за благословением. <…>

Моя временная служба в г. Галиче в 1948 г.

Излож. 1 Дек.
27-го Авг. 1948 г. я был вызван телеграммой к Еп. Антонию и был послан на неопределенное время в г. Галич служить в храме Святителя Василия Великого и отправлять все требы в городе и в окружающих деревнях за настоятеля храма о. прот. Н. Птицына, которому было сделано Еп. Антонием временное запрещение служения за что-то. А может быть, и без вины, как говорил о. Птицын (это у Еп. Антония часто бывает). При этом было указано мне, чтобы я из своих доходов в храме половину отдавал о. Н. Птицыну. Для о. Николая это было полной неожиданностью. Он не поверил моему сообщению об этом и письменному указанию Епископа. Был послан им в Кострому о. диакон Наградов за справкой. А я был обвинен им, как искатель этой службы и наушник Епископа. Встреча меня была враждебной со стороны о. Николая и его матушки, хотя она была первой после моей службы в г. Галиче, хотя между нами не было в то время никакой вражды и ссоры. Это произошло в 11 ч. ночи. Мне было отказано ими в ночлеге и приюте в такое позднее время на мои просьбы. И я принужден был ходить в глухую осеннею полночь по городу и искать приюта, а утром вернуться домой до 1-го Сент., чтобы дать время о. Николаю справиться о правильности моей командировки. В г. Галиче в этот раз я служил до 5-го Окт. Для постоянного служения был прислан из
г. Чухломы о. Алексий Чудецкий, а о. Н. Птицын был определен на его место в г. Чухлому.
Мое служение в г. Галиче в это время проходило спокойно и исправно, без особенного труда для меня, хотя треб было много, в особенности крестин. Только для меня было заботливо и страшновато за дом, свое х-во и за старуху. Но всё обошлось и совершилось благополучно.
4-го Дек. этого же года я был вторично вызван в г. Галич для торжественного служения с Еп. Антонием в праздник Введения во Храм Пр. Девы Марии. Богослужение было празднично и торжественно! С Еп. Антонием приехали: о. прот. Н. Голоушин, протодиакон и иподиакон. Кроме меня, был приглашен для служения св-к о. Аркадий Сокольский, который по указанию Владыки совершал в день праздника раннюю обедню, а я совершил пред поздней литургией водосвятный молебен еще до встречи Владыки. При встрече Владыки о. настоятель, св-к Ал. Чудецкий, сказал приличное слово, в котором показал, что приезд Владыки, Его торжественное отправление Литургии и молитвы будут иметь большое значение для верующих города и всех окружающих деревень, как не видавших этого. В особенности была хорошо сказана проповедь о. прот. Голоушиным на тему праздника — о необходимости молитвы ко Пр. Деве Марии и чествования Ея выше Херувимов, Серафимов и всех Небесных сил. Молящихся собралось очень много. Церковь была переполнена. По совершению молебна Богородице, по указанию Владыки, мне предоставлен был труд подавания молящимся Св. Креста для целования и отправление молебнов и панихид просящим. Владыка спешил отъездом в г. Буй для отправления в этот же день всенощной. Для отправления всех треб мне потребовалось времени не менее двух часов. Поэтому мне не пришлось присутствовать на праздничном обеде вместе с Епископом Антонием и быть при проводах его на вокзал. После службы я участвовал на обеде членов своего кружка – служителей церкви и почетных гр-н-прихожан. Св-к о. Алексей распорядился уплатить мне за дороги по этому событию 50 р. Я остался доволен этим и их другим вниманием ко мне.
Моё путешествие в Галич принесло мне большую пользу по подоходному налогу за службу за о. прот.
Н. Птицына. Вместе с Еп. Антонием приехал Облуполномоченный по делам Православн. Церкви. Мне удалось передать ему о несправедливом добавочном налоге за службу. Облуполномоченный указал мне подать чрез него заявление об этом. Я так и сделал, как он указал, и получил скидку добавочного налога, в количестве 500 р., да еще 176 р. из внесенных ранее денег при расчете при окончании временной службы.

Мария Алексеевна Румянцева. Из архива И.Н. Голубевой

Моё это путешествие в Галич окончилось болезнью: я простудился и получил рожистое воспаление лица. Эта болезнь продолжалась в течение Декабря и Января м-в, но не было большой боли головы. Я не лежал, но всё время работал, только не на улице — на свежем воздухе, а дома — в теплом помещении. Опухоль лица долго держалась, в особенности правой щеки и коковы носа. Лечил меня местный фельдшер А.А. Смирнов.
Вследствие этой болезни я отказался Еп. Антонию служить в нескольких приходах: с. Бушнева, что на трактовой дороге, с. Горельцы Парф. р-а, с. Покров-Удгода Буйского р-на. Также отказался в 1950-м г. от с. Васиковка Антр. р-на, за что потерял некоторое расположение Епископа ко мне.

Народный суд по делу Николая Сизова

Излож. 2 Дек. 1952 г.
Это было тогда, когда мы работали на отрубных участках, но в каком году? – не помню, не могу сказать. Видя хорошие урожаи ржи на моем отрубе, многие гр-не ближайших деревень (в то время все гр-не были единоличниками, еще колхозов не было) стали подражать моим работам: осенью подпаривать землю в поле под пар для посева озимовых, стараться побольше навозу положить под посев озимовых и вовремя запахать его и посеять рожь. Запашка навозу производилась непременно до сенокоса, а посев озимовых, ржи, начинался с 12-го Авг., с расчётом, чтобы кончить посев озимовых до 19 - 20 Авг. Кроме подражания в пахоте, они старались добыть лучшие семена и разсеивать их не более 8 пуд. на десятину, как я делал. Многие из гр-н брали семена заимообразно до урожая, а некоторые из них выменивали на свою рожь. Я не отказывал им в этом, когда была у меня рожь, и давал свои семена без всяких выгод для себя. По примеру других обратился ко мне с такой же просьбой гр-н д. Спицына Н.Н. Сизов. В то время у меня не оказалось ржи, проверенной всхожости. Поэтому я, давая рожь для семян, предупредил его об этом и посоветовал ему проверить всхожесть ея. Но Сизов не сделал этого и посеял непроверенные семена ржи, взятые у меня. Всхожесть ржи оказалось неполной, очень редкой. Пришлось ему пригласить агронома осмотреть эту полосу и составить акт, чтобы избавиться от Государственного налога зерном. Агроном же, узнавши от него, что семена были взяты у «попа» — у меня, донёс Парфеньевской милиции о мне, как вредителе. Дело было оформлено и передано в Народный суд. До суда было пережито много страху мною и моей семьей. Я решился взять защитника. На суде Сизов Н.Н. показал правду: как я предупреждал его и что я за свою рожь не брал лишку, а получил столько же, сколько давал. Судьей была вспыльчивая, и нервная, и горячая женщина, не любившая попов. Она настаивала и вызывала Сизова на несправедливые показания. Но Сизов не сдался, устоял. И этим он оправдал меня. Мне дали, как попу, один год условно, чтобы в течение его не сделать ни одного преступления.

Народный суд в нарушение Сталинского Устава

В Июле месяце 1940 г. вернулся домой после войны с Финляндией наш сын Ваня. Он вернулся целым и невредимым. Мы были очень обрадованы его возвращением после долгой разлуки, т.к. он до войны работал шофером в г. Ленинграде, а мы, будучи на его иждивении, жили одни. В этот раз он приехал к нам только на отдых, с намерением уехать опять в Ленинград на свою работу в организации по своей специальности. В это время в нашем колхозе, д. Каняева, производилась молотьба ржи трактором на сложной молотилке. Народу для этой работы не хватало. Поэтому предс. колхоза А.Г. Смирнов попросил Ваню помочь им при этой работе. Он не отказался. А я был болен в это время, не мог идти помогать при молотьбе. При этой работе сын Ваня был около недели, работая безплатно. Председатель Смирнов, считая себя обязанным пред ним и по своей совести не желая остаться должником, предложил моему сыну покосить в поле оставшейся забракованной ими травы, состоящей из небольших остатков. В это время на этих местах гулял уже колхозный скот. Других средств и возможностей для платежа у предс. Смирнова не было. То же было предложено им и др. гражданам нашего села, работавшим при молотьбе: акушерке Боголеповой Р.П. и бывшей монашине Виноградовой Л.А. Мой сын накосил сена два ондреца, не больше 20 пуд., которое было привезено и передано мне, как отцу. Мы были спокойны, не считали себя виновными, думая, что здесь никакого преступления пред Государством нет, а напротив: должна быть похвала за помощь колхозу, думали мы. На деле же получилось обратное.
Один гр-н из нашего села Геннадий Воронин, не работая и не помогая колхозу, крадучись, как вор, косил колхозную траву и убирал её домой. В то же время со своею женою сделал чрез местную Парфеньевскую газету донос, что «поп с сыном» воруют и косят колхозную траву. Начались допросы прокурором Парфеньевского народного суда. Допрашивались: колхозный предс. Смирнов, я и Л. Виноградова. Мой сын не допрашивался, т.к. я принял его вину на себя, чтобы его не безпокоить и дать ему возможность отдохнуть после войны и поскорее уехать в Ленинград на свою работу, хотя я не косил травы, потому что я был в это время болен и лечился у местного фельдшера А.А. Смирнова, о чём мог бы получить справку и представить её в Народный Суд. Еще была привлечена к суду монашина Виноградова. А Боголепова Р.П. не привлекалась к суду, как акушерка. (И это считается правильным?!)
Все мы, привлеченные к допросам и ответственности, признались в этом деле и разсказали, как и почему это сделали, и потому не признали себя виновными. После этого нам было разъяснено, что косьба колхозной травы, хотя и с разрешения председателя, как плата за работу, считается по существующим Советским законам преступлением и подлежит наказанию за нарушение Сталинского Устава.
Нарсуд состоялся 1-го Мая 1941 г., почти через год после допросов. Все мы, предс. Смирнов, я и Виноградова, были приговорены к 6-ти месяцам принудработ на общих основаниях, а предс. Смирнов в своем колхозе. Нами была подана кассация в Облсуд, но безрезультатно. Мне пришлось отбывать свое наказание при Парфеньевской милиции на работе по сенокосу в разных местах и кормить своею кровью слепней. Мы работали и питались вместе с милиционерами: ели лапшу и кашу, картофель и молоко, пили чай с канфектами, вместо сахару, кроме ржаного хлеба иногда привозился из Парфеньева белый хлеб. На работу и с работы ежедневно ездили на лошади, на которой подвозилось сено для мётки стогов и травы из лесу и кустов для просушки. На работу вставали рано, около 3-х ч. утра. Это не очень нравилось милиоценерам, но они не препятствовали. По этой причине они сменялись по очереди для отдыха. Сена накосили очень много, такового количества никогда у них не было, по их словам. Его хватило на два года. От такой работы и я болел, пухли ноги. Наша честная и усердная работа была оценена Начальством милиции, каждый трудодень считался за три дня. Поэтому мы работали только два месяца, с 15-го Июня по 15-е Авг. В этот период давалось несколько раз время для отдыха дома по несколько дней. Я заработал за это время 80 р., за вычетом за провизию. При домашнем сенокосе не пришлось быть, пришлось нанимать человека. Но всю тяжесть его [довелось] нести Кате, в то время эвакуированной из Ленинграда вследствие блокады его немцами.
Изложено 3-го Дек. 1952 г.

Биография нашего сына Ивана, погибшего на фронте Отечественной войны 2-го дек. 1941 г.

Наш сын Ваня родился 18-го Июня ст. ст. 1909 г. Во время учения в начальной школе заразился скарлатином с последствием другой тяжелой болезни, по мнению местного фельдшера К.В. Куркулис, — воспалением мозговой оболочки, а по мнению николо-поломского врача Дьякова — сильным и острым малокровием. Болезнь продолжалась с большими страданиями всю зиму и весну, оставила на некоторое время свои следы — косноязычность, — но это было временное, потом прошло. Был большой страх за его жизнь. После начальной школы учился в средней школе, которую кончил шестым классом, помешало социальное происхождение — «сын попа». После этого, в течение нескольких лет, была самая безотрадная, нравственно-мучительная и тяжёлая жизнь Вани, сына лишенца-отца. Для него была закрыта дорога по всем видам жизни, даже в колхозы. Всё это тяжело отразилось на его молодом организме, и его положение было близко к отчаянию. Но его спасло от этого «Знаменитое Указание т. И.В. Сталина, что дети не отвечают за отцов».
После этого началась для Вани более лучшая жизнь, которая повела его к правильному и нормальному пути: он был принят в колхоз в качестве полноправного члена, хотя презрение, придирки и насмешки продолжались от некоторых несознательных гр-н, даже были злостные и ложные доносы, например от гр-н д. Осиева
А. Зиновьева и Клочкова, Рябковой Ал. Доносы оказались ложными и Ваня оправданным. В колхозе Ваня работал два года и был отпущен в Ленинград учиться в школу шоферов. В это время он взял нас, своих родителей, на свое иждивение.
Шофером Ваня работал в Ленинграде до войны с Финляндией. А во время войны с финнами он был мобилизован и был на фронте войны до конца, в качестве военного шофера. Вернулся с войны Ваня здоровым и опять начал работать в Ленинграде шофером на том же месте, где раньше работал, и продолжал эту работу до 22-го Июня 1941 г., до начала Отечественной войны. Женатым не был. Был мобилизован со своею машиной 22 Июня 1941 г., отправлен на один из Ленинградских фронтов, где и погиб.
На первый наш запрос ответили, что он пропал без вести, а на второй наш запрос ответили, что он погиб (без указания места) 2-го Дек. 1941 г.
Мы, родители, сначала получали от Государства пособие, в размере 75 р. в месяц, а потом пособие было переведено на пенсию. На основании справки с места его работы, установлена пенсия в колич. 144 руб. в месяц. Кроме этого, мы пользуемся, как престарелые члены семьи погибшего сына на фронте, полной льготой по налогам, его не платим, разрешают косить траву по неучтённым покосам, по лесу и дорогам для имеющейся коровы.
Его любовь и привязанность к нам, родителям и другим родным, Его забота о нас, его желание помочь нам видна из содержания писем его к нам, которые переписываю ниже.
От 16 Дек. 1938 г. «Шлю привет и наилучшие пожелания! Ну, как живете и как Леля?ж Чем он заболел? Какое его сейчас самочувствие? Наверно, легко одевался, шарфа не носил. Какая у него обувь? Леля, одевайся потеплее – остерегайся! Ты уже взрослый и учить тебя не надо».

22 Дек. 1938 г. «Шлю привет! Как живете и как идут дела у Вас у всех? Как чувствует себя Леля? Из письма видно, что теперь ему лучше и температура нормальная, только подозрительно, что шелушится кожа на лице и шее. Это похоже на скарлатину. Леля, сейчас ты остерегайся всего – простуды и пищи, не ешь что попало и много. Меньше будь на улице и т. д. Если была скарлатина, то воздерживаются и сидят дома 3 - 4 нед., кое-что не едят; легкую пищу нужно есть. Одним словом, обрати на себя внимание. Спала температура – это не значит, что болезнь кончилась. Нужно себя как можно беречь недели 3 - 4».
20 Янв. 1939 г. «Шлю привет всем Вам! Рад, что весело и хорошо проводите время. Как у Лели дела по учебе? Догнал он товарищей? Как живут наши гости и скоро ли приедут они в Ленин-д?»
25 Июня 1941 г. «Шлю всем наилучший привет! Как видите, — я нахожусь в Красной Армии. Сейчас нахожусь от Ленинграда в нескольких километрах. Как и где буду – неизвестно. Возможно, что от меня долго не будет писем – очень-то не беспокойтесь. Пока жив и здоров».
1 Авг. 1941 г. «Шлю привет! Письмо от Папы получил. – Спасибо. Интересно, — получили или нет справку, которая нужна. Я её уже послал, порядочно времени прошло. О чем я спрашивал Вас в последних письмах. Очень рад, что дали покосу, только тяжело накосить вдвоем. Катя и ребята (Ира, Галя, Женя) теперь уже здорово помогают. Погода нынче благоприятная, стоит жаркая, без гроз. Значит сено будет хорошее, зелёное. От Мани получил вчера письмо. Пишет – недавно был Николай Андреевич и Леля. Я здоров, самочувствие хорошее, чего и Вам желаю.
И. Рум.»
11 Нояб. 1941 г. (Это было последнее письмо).
«Здравствуйте, Папа, Мама, Катя и ребятишки!
Давно я уже Вам не писал. Простите! Такое время – некогда, а когда и напишу письмо, то изотрется в кармане. Ну Вы меня уж простили. Я до этого жил всё ничего. Так же думаю и впредь. Ну, а если что и случится, то это ничего. Не семья у меня. Поэтому я спокоен. Вы взрослые все. Ну, а если жив буду, то тоже хорошо. Почему всё это я пишу? Потому что перед чем-то особенным – всегда на всякий случай нужно что-то написать. И так буду надеяться, что всё будет благополучно. Леле напишите привет. Как у него дела? Также привет знакомым. Итак, всего хорошего. Катя, будешь писать Ник. Андр., то от меня привет. Ну так будьте здоровы и спокойны. И.Р.»
Биография написана 18 фев. 1951 г.
Составил отец — св-к В. Румянцев

Биография дочери Аннушки, умершей 26-го Сент. 1922 г.

Аннушка родилась 29-го Мая ст. ст. 1913 г. в
с. Тутке. Родилась здоровой и очень бодрой, с светлыми и умно смотрящими на окружающие предметы глазами, цветом, как у матери. Ходить начала ранее года в
с. Каликине, куда мы перебрались на Р. Х. того же года, в котором родилась Аннушка. Переезд на ея здоровье не повлиял. До 4-х лет росла не особенно спокойной для матери, любила поплакать. После 4-х летняго возраста сделалась очень спокойной и умной девочкой, быстро развивающейся, любознательной и большой говорунией. Слова произносила ясно, правильно, подражая нам, большим, речи получались толковыя, даже грамматическия. Своими успехами усвоения родного языка удивляла нас и радовала, была как бы прилетевшею весной птичкою, постоянно веселившею нас своим пением. Детские игры производились ею с Ваней, Маней и еще бывшей у нас маленькой девочкой Олей, потом умершей на Пасхе, 2 лет, когда Аннушке было 4 года. Каждый праздник она бегала, с кем-нибудь из родных, в церковь, а потом, когда стала побольше, ходила одна, в особенности не пропускала похорон, венчания и крестин. Постоянным спутником моим была на мельницу, [в] Парфеньев и ближайшия деревни: Михалево, Каняево и Матвейково. Такой же спутницей была и матери. Она любила о. Федора Чудецкого и часто ходила к ним в дом. Самыми любимыми предметами ея занятий были книги с картинками, а потом букварь и грифельная доска. Будучи 5 лет, она правильно держала и писала грифелем; будучи 7 лет, разбирала слова в букваре, даже порядочно читала и писала буквы на доске и бумаге. Очень любила слушать сказки. Иногда приходилось сочинять сказки и рассказывать. В школу она пошла на 8-м году. В эту зиму Аннушка училась только до Р. Х., а потом болела скарлатиной вместе с Ваней почти до Св. Пасхи. Кроме этой болезни, она перенесла испанку, корь и два раза воспаление легких. Болезни протекали в тяжелой форме, иногда она была без сознания. Приходилось не спать ночи или мне, или матери в течение нескольких недель. Всё было, при помощи Божией, преодолено Аннушкой, и казалось, что она уже застрахована в будущем от всех болезней. Оставалось только радоваться, смотря на неё. В 1921 г. она училась всю зиму во 2-м отд., училась очень хорошо, в особенности замечательно хорошо читала, лучше учеников третьяго класса. Аннушка любила заучивать наизусть стихотворения. Во 2-й год обучения ею были заучены стихотворения: «Осень», «Кончил дело – гуляй смело», «В школу», «Воля птичке – дороже золотой клетки». Стихотворения: «Колокольчики мои…», «Капли дождевыя», «Стоги» — были заучены Аннушкой еще до учения. Резвость и живость проявлялись во всей ея натуре и при играх, и при работе во все времена года. С большим удовольствием весной встречала она первое таяние снега, причем она сбрасывала валенки, меняя их на кожаные башмаки; в особенности любила она побегать по насту. Еще зимой она спрашивала меня: «Папа, скоро будет наст?» С такою же радостью и удовольствием встречались ею и др. времена года: лето, осень и зима. Лето сопровождалось собиранием ягод и грибов с купаниями, а осень – катанием на санках еще по инею, и больше ея никто не катался на санках зимою. После игры и гуляния Аннушка возвращалась румяною и смеющеюся. После чего садилась за книги и занималась чтением, перелистыванием и разговорами. Время проходило у нас весело при щебетании такой веселой певуньи-птички. Во время оттепели она катала снег и делала куклы из него около нашего дома, которыя оставались не сломанными почти всю зиму. Вместе с играми она была хорошей помощницей матери и мне при наших работах: подметала пол, носила дрова, качала люльку, держала ребенка на руках и всегдашним была послом. Летом растрясывала копны, ворочала и огребала сено, поливала, полола гряды, убирала овощи, училась жать и возить снопы, а в овин для сушки снопов была непременной спутницей. Всё это делалось ею не по принуждению, а добровольно, по любви и по сознательности. Мелкий скот и кошка были ея друзьями. О скоте мы не заботились: она всегда аккуратно спускала и заставала его, в этом она была незаменимой работницей. В течение всего лета 1922 г. все работы на пасеке были произведены мною только при ея помощи. Ваня и др. члены семьи помогали только при выкачивании мёда. На пасеку она ходила в соломенной шляпе с сеткою, с голыми руками и босыми ногами. Случалось, что растревоженныя пчёлы обижали её до слёз, но чрез это любовь ея к ним не уменьшалась, и она продолжала свое дело.
Вспоминая все ея действия и разговоры, начинаешь плакать, плакать слезами любящего отца к дочери-девочке; слезами умиления от бывших разумных ея действий и разговоров; слезами собственного сознания, что она улетела, улетела от нас навсегда в вечность и больше ея не увидишь и не услышишь ея детского весёлого разговора; наконец, плакать слезами воспоминания последних дней ея жизни и воспоминания той роковой болезни, которая низвела её в могилу. Она умерла 13 Сент. ст. ст. 1922 г. от кроваваго поноса. Понос начался с 5 Сент. В первые дни понос был простым, без крови. С
5-го на 6-е Сент. Аннушка ночевала со мною в овине и спала спокойно, но утром 6/19 Сент. она не узнала пришедшую в овин Маню, а приняла ее за Веру Гласову.
В эту ночь у меня обокрали 7-мь ульев, и потому весь день 6/19 Сент. был употреблен на розыски следов воров и на путешествие к милиции. На Аннушку не было мною обращено внимания и не высказано беспокойствия. Вечером она мне сообщила: «Папа, у меня кровавый понос». Я посоветовал ей воздерживаться от пищи и живот держать в тепле, и были приняты меры лечения при помощи фельдшера. Весь день 7-го/20 Сент. я провел вместе с больною, но вечером на 8-е/21 Сент. я уехал ночевать в дер. Денисово с молебнами, вследствие праздника Рождества Богородицы. Эту ночь Аннушка провела плоховато, и болезнь стала усиливаться. 9-го и 10-го Сент. ст. ст. полного внимания на больную не было обращено вследствие разных треб по службе и приезда милиции по розыску воров. 11 Сент. она сделалась слабой, лечение не помогало, 12-го Сент. очень ослабла и температура сделалась ниже нормальной. Видя плохой исход болезни, я и мать стоим у ея кровати и плачем. Она, заметя наши слёзы, сказала: «Что вы плачете? Я еще не умерла». Я всё время 12 и 13 числа был с нею, не отходя от нея. Того же 12 числа она протянула свои худыя ручонки к моей шее и сказала: «Милый ты мой папа, дорогой ты мой, как мне тебя жалко!» И потом еще: «Всех вас мне жалко!» Ночь на 13-е число проведена ею сравнительно спокойно. Никто не предполагал, что в этот день она умрет. Утром приходил фельдшер, узнано, что температура еще понизилась и понос не прекращался. После очищения желудка чрез баланчик применены были для лечения свечки. После чего она уснула и спала около часу, потом говорила со мною и отвечала на разные вопросы. В одно время попросила посадить её на кровать и почитать ей книгу. Что было исполнено. В этот же день были такия минуты, когда она обращалась с такими вопросами: «Как это к нам пришла Августа Фотиевна?» (В то время уже умершая и пред смертью совсем не ходившая по болезни ног). И еще: «Мама, смотри, — пришла тетка и унесла у меня все платья». Эти вопросы повторялись чрез некоторые промежутки. В 4 ч. по полудни пришли молотильщики с гумна обедать. Я с ея согласия тоже стал обедать. Во время второго поданного блюда с Аннушкой сделалось дурно и она позвала меня к себе. Я нашел её сильно побледневшую и сжавшею крепко зубы. Тотчас при помощи воды мне удалось привести её в чувство и перенести её на стол. К этому времени пришла с гумна мать и фельдшер из дому. Первые ея слова были, при приходе ея в сознание: «Зачем это вы растягнули на мне рубашечку и растрепали платье! Ничего больше не делайте: дайте мне умереть спокойно!» Я увидел, что она действительно умирает, и заплакал. Глаза ея как бы невольно закрываются, как бы какой сон наступил, и говорю ей: «Милая дочь! Ты умираешь». — «Умираю, папа!» — «Прости, Дочка!», — «Прощай, Папа!» Это были последние ея слова. И она умерла. Фельдшер не советовал больше её безпокоить, находя это уже безполезным.
Составил отец — Св-к В. Румянцев.
Переписано с записи дневника того времени 20.II.51 г.
<…>
Дневник Отечественной войны 1942 г.

8-е Марта. День ясный, но думы в голове самыя мрачныя: нет хлеба и нет вещей для мены на хлеб, мало денег, их только 585 р. В то же время негде купить хлеба, перестали брать вещи, и если где найдешь какой-либо пуд, то по очень высокой цене, именно от 700 р. до 800 р. за пуд. А хлеба нужно много, не менее 3-х пуд. в месяц, т. к. семья состоит из 7 человек, из 5 чел. эвакуированных из г. Ленинграда (з). Впереди же не видно утешения: нет места, нет края на Руси, где был бы хлеб, куда можно бы было поехать. Почти все люди нашего края заняты этими мрачными думами, даже о войне мало говорят. А будущее еще больше пугает: нет семян яровых культур и картофеля, нет достаточного количества людей для работы в поле и сельско-хоз. машин. Можно ждать, что целые поля останутся не засеянными и огороды неиспользованными. А что дальше? А что потом? – Очень большой, большой кризис, такая же катастрофа, как и в Ленинграде.

Из Ленинграда же, от эвакуированных оттуда и чрез некоторыя письма, получаются самые страшные и ужасные сообщения, например: люди умирают от недоедания целыми десятками тысяч в день, некому хоронить тела умерших, они складываются группами или сбрасываются в подвалы. Люди умирают на панелях и где попало. Голод заставил съесть собак, кошек и всяких птиц, у мёртвых людей вырезали мягкия части тела и даже убивали людей. От голода появились заразныя болезни: сыпной тиф и дизентерия. К тому же люди терпели нужду от холода, пития, света и др. лишений. Да, настоящие жители Ленинграда – это страдальцы, это мученики! Помоги им, Бог, перенести всё это! А давно ли это было, когда жители этого города благоденствовали, всего там было — больше, чем в других местах, после этого прошло только 8-мь м-цев, и ничего не стало. В чем же причина такого скорого и страшного голода, такой страшной катастрофы на Руси? Вот вопросы, на которые ответит история и беспристрастные люди будущих поколений. Избави нас, Бог, от таких переживаний и мучений!
14-го Марта. Написано под впечатлением слышанного суждения и разговоров в деревне.
Люди теперь заняты ожиданиями, вопросами о войне и жизни, а именно: «Что-то покажет нам весна? Что-то она принесет? Как пойдут дела на боевом фронте? И что-то будет с питанием?» Все люди недоедают, все ищут хлеба, ездят далёко за ним, но почти безуспешно. Не многим счастливцам удается найти пуд или два, и то за вещи, а на деньги почти не продают, и если продают, то за очень высокия цены, начиная с 500 р. за пуд, кончая больше 1000 р. пуд. В таком же виде обстоит дело с огородными овощами и др. продуктами питания. На них тоже необычайно высокие цены. Картофель продается от
120 р. до 150 р. мера, мясо от 60 р. до 80 р. кг, молоко от 7 р. до 10 р. литр. Никаких круп нет, чай и сахар не вспоминаются. А с наступлением весны начнутся тяжелыя полевыя работы, потребующия от людей напряженного и усиленного физического труда. А при таком труде необходимо и усиленное, и хорошее питание. Потребуется такое же питание, как и воину на передовых позициях. Без хорошего питания и боец не воин на фронте, и хлебороб не работник в поле. Вот эти-то истины жизни и вопросы сего времени сильно волнуют, смущают и стращают людей и заставляют друг друга спрашивать: «Как мы дальше будем жить без хлеба, когда его и теперь нет и мало и ждать нечего: нет семян, чтобы засеять все поля, нет скота, нет молодой и здоровой силы для работ и нет — это самое главное — хлеба и другого питания? Будем ждать тепла и милости от Господа Бога: Он Своими, их же веси (знает), судьбами спасет нас от голода, смерти и болезни, дарует мир и тишину, прекратит брань сию и возвратит воинов наших с поля брани, даруя им победу над врагами нашими».
15 Мар. Мы знаем, что смерти боятся все, кто живет в природе, даже самые ничтожные насекомые; каждый из нас замечает, как дрожит муха от страха смерти, когда она видит занесенный на неё палец руки человека. И вполне естественно бояться смерти человеку. Даже Христос пред Своею смертью скорбел и тужил духом и содрогался телом от предвиденных Им страданий и мучений. Он молился Отцу Своему Небесному, чтобы миновала чаша сия, говоря: «Отче, да минует Меня чаша сия. Впрочем, не как Я хочу, но как Ты. Да будет воля Твоя». В наше время вождь т. Сталин сказал в своей речи: «Нет человека во всем мире, который бы хотел и желал смерти. Каждый человек идет на смерть по принуждению и со страхом». Всё это неоспоримо правильно сказано.
24-е Мая — Праздник Св. Троицы. (Так проводились и все праздники).
Все праздники почти ничем не отличаются, от др. рабочих дней: так же люди работают, те же заботы и хлопоты о питании, даже забывают про войну, про неё мало говорят. Ничего съедобного нет в продаже. Базары перестали существовать. Если кому удастся что найти, то очень за высокую цену или дорогую вещь. Например: ржаную муку за 1800 р. пуд, мясо – 150 - 170 р. кг, картофель – 200 - 300 р. пуд, яйца – 15 - 20 р. десяток. Поэтому живут и работают люди полуголодными. Многие из людей пользуются при еде отрубями, клеверной мякиной и льняным колокольцом. Будет недостаток картофеля для семян.
Больше дневник не писался до 1-го Янв. 1943 г. Сделан ниже общий обзор за весь 1942 г.
Общий обзор жизни за 1942 г.

Война продолжается с неослабевающим напряжением: мобилизуются мужчины от 17 л. до 50 л. и женщины от 18 л. до 30 лет. Оставшиеся люди работают не покладая рук. В зимние месяцы получились хорошие успехи — немцы остановлены и возвращено много городов: Ростов-на-Дону, Воронеж, Харьков и др. города по всему фронту. Немцы продолжают отступать из пределов России. Но все освобожденные места от немцев оказались сильно разоренными и опустошенными, а оставшиеся жители в них – без материальных средств для существования.
Во всех деревнях нашей местности в магазинах продавался по карточкам один печеный хлеб; тех, которым давался хлеб, считали счастливцами, хотя давали им по 300 - 400 гр. На рынке ничего не было, базары не существовали. Производилось мена на дому. На деньги купить редко удавалось по следующим ценам: мука ржаная – 2000 р. пуд, рожь – 1500 р. пуд, овес – 700 р. пуд, ячмень – 1100 р. пуд. Урожай хлебов был очень хороший, в особенности яровых. Весь урожай был собран, погода уборке благоприятствовала. Также очень хороший урожай был капусты и др. огородных овощей, но, вследствие недостатка семян, было мало собрано, и потому у многих оказался недостаток овощей и пришлось питаться одним хлебом, и то в недостаточном количестве; мякина и колоколина шли на питание людей. Цены на картофель для семян были по 500 р. пуд и дороже. Молоко продавалось от 40 р. до 80 р. кринка, и найти его было очень трудно.
Народ стонал и страдал по родным, находившимся на фронтах, от недоедания и от усиленной и постоянной работы без отдыха. Они спрашивали: «Долго ли это будет?» Излить свою душу, свое горе было негде: нет религиозных праздников и Богослужений, не было и др. удовлетворяющих душевныя потребности учреждений и организаций, например, кино-театров. Конца войны не видно. Деревня продолжает безлюдеть и разваливаться по всем видам: дома разваливаются и не ремонтируются, скот уменьшается, экипажи и сбруя изнашиваются и не пополняются, освещение домов прекращается за неимением керосина и стекол, рамы заделываются досками. Только конец войны всё это остановит и даст возможность строить и налаживать правильную жизнь деревни и Государства. Пожалей, Боже, людей Русских и помоги им направить жизнь и дела! Благослови наступивший новый, – 1943 г.!
1943 год

25 Марта. Всюду и везде видишь и слышишь одно горё, печаль и слезы, и всё это в каждом доме с каждым днём увеличивается, потому что количество убитых на войне и погибших от голода и разных болезней растет до чрезмерного количества. Делается даже чрезвычайно страшно от этого. Почти в каждом доме потоками льются слезы. То плачет мать о своих детях, взятых на войну и убитых там или пропавших без вести. То плачет молодая вдова, имеющая малышей-детей связку, которой сообщено, что муж ея, единственный кормилец семьи, убит или погиб от голода в Ленинграде. Также льются слезы от страха потери [родных] обоего пола, живущих в Ленинграде на работах и в др. местах, где опасность смерти витает от всевозможных причин, начиная с голода и болезней, кончая налётами врагов. Если бы можно было собрать все эти слезы вместе, то получилось бы их целое морё с непрестанно текущей рекой. В то же время все люди озабочены сильно о своем существовании на местах, т.к. мало хлеба, а в некоторых [местностях] совсем его нет, нет и др. видов питания. От недоедания начинают некоторые гр-не пухнуть. Всех пугает и будущее: не видать конца войне, нет видов на достаточный урожай в предстоящем году; Украина и др. хлебородные места, обеспечивающие всех людей достаточным количеством питания, заняты немцами и также не имеют скота и рабочей силы в достаточном количестве. Вследствие всех названных причин люди растерялись, нервничают, метаются из стороны в сторону, ищут лучшие уголки нашей страны для своей жизни и спрашивают друг друга: «Долго ли это будет?» Даже некоторые из людей ищут гадалок и разных ворожей, ходят к ним за десятки и сотни верст. Но успокаивающих и утешающих людей не находят. Все молчат. Места для душевного или духовного отдыха, где можно было бы отдохнуть по-настоящему и несколько забыться, в деревне не существует. Но люди очень нуждаются в этом отдыхе, нуждаются в утешении от печали и слез. Нужно поскорее дать им возможность получить это по их желанию, а именно ЧТО и КОГО?
Они просят, прежде всего, возможность открыть и содержать Св. храмы и священнослужителей в них, где бы можно было им совершать общия молитвы Господу Богу, излить пред Ним в потоках своих слёз своё горё и свою печаль и успокоить свое мятущееся сердце, потерявшее своих милых и дорогих лиц. У большинства людей вера в Господа Бога, вообще Православная вера, крепнет. Все применяемые меры к погашению ея не действуют, а только озлобляют, т.к. люди, ища утешения, приходят в храм в большие праздники, как Благовещение, Пасха, Троица и др., за десятки и даже за сотни верст. Это видно по храму в Парфеньеве. Напрасно думают, что церковь и Православная вера делают вред Государству и людям.
[1944 год]

1-е Января. Война не кончилась. Продолжаются те же ужасы и лишения. Люди убивают друг друга с ожесточением. Немцы не щадят и мирных жителей: издеваются над ними, убивают и уводят в плен. Успехи нашей Красной Армии их приводят в ярость и большее ожесточение. Но всё это им не помогает. Наша Русская Красная Армия гонит их с нашей земли всё дальше на запад. Украина скоро будет вся очищена от них. Все места, где побывали немцы, опустошены и изрыты. Поэтому о населении этих местностей приходится заботиться и помогать им, делиться последними продуктами и др. имуществом. В то же время и самим перебиваться как-нибудь. В общем всё это выражается в недоедании, в скудном одевании, даже в нищенстве и др. лишениях. Поэтому люди с большим желанием ждут конца войны. И теперь все и каждый видит и верит в победоносный и успешный конец ея.
1945 г.

1-е Янв. Война продолжается с большими успехами нашей Красной Армии. Вся территория России очищена от немцев. Финляндия, Румыния и Болгария перешли на сторону России и ея союзников на условьях, предъявленных нашим Русским Правительством. Немцы загоняются в свою берлогу, и ждет их полное поражение. Цены на хлеб и продукты снижаются: ржаная мука продается на рынке по 600 р. пуд, вместо 2000 - 1500 р. пуд, картофель – 55 р. мера, вместо 500 - 300 р.
25-е Мар. Успехи нашей Красной Армии продолжаются. Польша, Венгрия и Восточная Пруссия очищены от войск Германии.
2-е Мая. Нашими Русскими Армиями очищена от Немецкой армии столица Германии – Берлин. Взяты пленные.
Конец Отечественной войны

На всех фронтах и местах Германии немцы сдаются большими партиями и частями и с большими трофеями.
8-го Мая немцы сдались без всяких для себя предварительных условий. Мир подписан в Берлине в присутствии маршала нашей Армии Жукова – героя победы. Процессия подписания мира происходила под главным руководством Жукова, в присутствии представителей наших союзников: Америки и Англии. Война кончилась полной величайшей нашей победой. Убивать людей перестали. Поэтому радость оставшихся в живых людей была большая. Но слёз было много, и продолжаются оне по сие время по случаю потери на войне своих любимых и дорогих отцов и детей. А убитые есть почти в каждой семье. Эта тяжелая рана не заживет в течение целого века. Её ничто не залечит. Каждый человек, потерявший отца или сына, не взял бы гору золота за потерянное. Из этого видно, что война принесла нам непоправимое и ничем не утешенное бедствие, а немцам – одно проклятие.
Придет время – история покажет всех виновников этого. А их должно быть немного. Гитлеру смерти мало – как наказания, что-то нужно придумать больше, кроме вечных проклятий.
Никакая идея, придуманная людьми, не оправдает того, что потеряно, что разрушено войною. Много миллионов молодых и здоровых людей, только что расцветших, как красивые цветочки, юношей и девушек, мечтавших о хорошей, весёлой и радостной жизни; их отцов и матерей, воспитавших их, давших им возможное образование, вложивших в них понятие о жизни, надеющихся на их опору при старости. Всё это — можно сказать, всю силу рода человеческого — убила, уничтожила война. Все труды людей уничтожены без всякой пользы ни для кого: ни для оставшихся в живых, ни для будущих поколений, даже ни для какой-либо идеи мечтателей. Эта война показала, что люди могут дойти до крайняго безумия. Идти дальше, идти до большего безумия нельзя, некуда. Больше этого безумья не должно быть. Впрочем, злой гений людей придумывает атомные бомбы и др. взрывчатые предметы для массового уничтожения людей.
Эта война показала, как направленные кем-то люди могут сделать полное самоистребление, самоуничтожение, сделаться хуже и злее зверей. Нет таких зверей, чтобы истребили самих себя. Эта война показала, что нет того, на что человек мог бы положиться: ни власти, ни богатства, ни силы, ни оружья, ни другой природной силы, ни другой какой-либо идеи. Ничто не спасет. «От великого (человеческого) до смешного – один шаг». Это мы видим в Наполеоне, видим и в Гитлере. Так будет продолжаться. ЭТО – истина.
Самое правильное, самое верное забывает человек: «Не делай другому человеку того, чего себе не желаешь». Справедливей и больше этой истины, этой Божественной идеи, не найти. Только эта Божественная истина уничтожит войны и злобу, зависть и нищету, властолюбие и коварство, оскорбления и невежество, кражу и присвоение чужого. Только эта истина даст полную свободу и уничтожит всякий страх за существование: тогда не нужны будут тюрьмы, суд и никакая охрана, т.к. не будет воров и др. нарушителей порядка. Всем и каждым будет править совесть и понятие: каждый будет помнить – «не делай другому того – чего себе не желаешь».
Слава Богу! Война кончилась. Человеческая кровь теперь не льётся. Друг друга не убивают. Но утешаться еще нечем. Бог знает, что будет. Сказанное открыло, и теперь видно: «Мы ничего не знаем, что будет». Мы еще не застрахованы в будущем, еще не застраховано наше будущее поколение от коварных и властолюбивых людей, живущих только для себя и заботящихся только о себе, чтобы только они были богаты, сыты и довольны, а другие живите как-нибудь. Эти люди не руководствуются истиной — «Не делай другому того, чего себе не желаешь».
9-е Мая знает и помнит каждый РУССКИЙ человек, потому что это день МИРА, это день ПОБЕДЫ.
1951 г. 1 - 8 Марта.

Отец Василий Румянцев. Из архива И.Н. Голубевой