loading...

О.А. Новиков

Санки, свечи и новогодняя магия

Oleg Novikov, 1950s

Двадцатый век, вторая половина 50-х… Мне 10, а может, уже 11… Новый год, начало зимних каникул. Сегодня старшие родственники решили устроить домашний детский праздник. Кроме двоюродных братьев и сестёр приглашены несколько моих приятелей из уличной компании и из школы. Форма одежды определена как свободная и не парадная. На то есть свои основания. Главное из них связано с отправным пунктом праздничной программы, и пункт этот предписывает катание на санках с горки.

Санок несколько – наши и соседские. Все разных типов и разных размеров. Происхождения не магазинного. В основном изготовлены подпольным способом на соседнем, дымящем на всю Заволгу, экскаваторном заводе. Горка – на всю длину Стрелецкой улицы с выносом санок в конце пробега на волжский лёд. Впрочем, столь славный финиш по силам не всем санкам, но лишь тем, которые имеют особый тип полозьев, а также подходящий вес и пропорции. Остальные теряют силы не достигнув Волги. Для кого-то это пустяки и мелочи, для кого-то предмет гордости, либо, напротив, предмет огорчения.

Смысловое понимание сути катания на санках с горки в детских головах многократно шире и разнообразнее представлений о том же процессе в головах взрослых. Для детей имеет значение место действия, время действия, обстоятельства действия, состав и взаимоотношения присутствующих действующих лиц и ещё масса всего другого, о чём взрослые давно уж и думать забыли. Катание с горки – процесс творческий. Катимся то поездом, связывая санки в «многовагонный» состав, то «кучей-малой», заполняя сани максимально возможным числом седоков, то с рулевым (санками правит с помощью специально прихваченной со двора палки тот, кто сидит последним на кормовой части), то без него. То в одиночку, лёжа, распластавшись на санях головой вперёд подобно торпеде, выруливая в нужном направлении трением носами валенок (ботинок) о дорогу позади санок (ужас-ужасный, особенно в условиях тогдашнего дефицита обуви в магазинах; ужас-ужасный с точки зрения материальных затрат небогатых родителей, но никак не с точки зрения тружеников сферы ремонта обуви).

Штурм и оборона вершины крутого склона, нависающего над улицей Стрелецкой и соседним переулком, с толкотнёй, с падениями и валянием в снегу, со снежками и снежными крепостями – это тоже часть катания с горки. В 50-е годы по верху этого склона располагался сквер (он и ныне там в полузаброшенном состоянии), а до того – кладбище и церковь Николая Чудотворца. (Почему-то местное население в разговорах своих чаще поминало кладбище, нежели церковь.)

В ранних зимних сумерках, уже на крыльце дома все мы – подобие белых медвежат – сметаем, соскребаем друг с друга вениками-голиками и всеми иными подручными средствами вышеупомянутое подобие, и вернув себе человеческий облик, с шумом и гамом врываемся в домашнее тепло. Варежки и три-четыре промокшие одёжки после выдачи соответствующей подмены сразу же размещаются на горячей поверхности лежанки русской печи. Отпыхнув и несколько пригасив свою физическую активность, моем руки и переходим к следующей части программы – к праздничному столу подле крупной, под самый потолок, пахнущей лесом и зимой ёлки. На ёлке игрушки разных мастей, гирлянда маленьких разноцветных лампочек, десяток конфет в блестящих обёртках, несколько яблок.

Наши тарелки, блюдечки, вазочки, стаканы с морсом, а кто хочет – с чаем, тоже не пустуют. Постоянно пополняются, меняют свое внутреннее содержание. Всё идёт как положено. Призывы-обращения взрослых, пытающихся раскрутить детскую аудиторию на предмет исполнения песен и стихов, остаются гласом вопиющего в пустыне. Окинув взором высокое собрание и заметив признаки начинающейся скуки, мама садится за рояль, дедушка вооружается гитарой. И тут случается чудо. С первым аккордом рояля из ниоткуда, внезапно и в большом числе в комнате материализуются взрослые люди разных поколений – аборигены и гости нашего дома. (Благо, размеры комнаты позволяют всем разместиться без проблем.) Сразу же, без всякого приготовления они, все вместе, радостно и с воодушевлением исполняют в многоголосной академической хоровой манере ведомые и неведомые нам новогодние и иные, вспомнившиеся по случаю песни. Одну за другой, без какого-либо предварительного разучивания.

Надо сказать, что в то время административное деление нашего дома на три квартиры близких родственников существовало больше на бумаге, чем по факту. Спонтанно случившийся хоровой концерт-импровизация несколько задержал очередную перемену блюд и всерьёз озадачил школьных и уличных приятелей моих непривычной для них манерой бытового пения, да и содержанием репертуара тоже. Скажу понятнее и ближе к истине, они обалдели. «Как по радио или в кино «Волга-Волга» – шепнул мне школьный приятель, когда к нему вернулась способность разговаривать. «Только тут – вот они. Рукой достать».

По окончании застолья дети плавно перетекли в соседнюю комнату, где я уже наладил фильмоскоп, нацелив его на белую боковую стену русской печи (она же – часть стены комнаты), исправно служившую домашним киноэкраном. Просмотр диафильмов – занятие, в те времена достаточно распространённое и увлекательное. Параллельно мы обсудили с разных сторон тему хорового пения, хорового репертуара, в том числе применяя её к взрослым компаниям, с песнями и без песен веселящихся и грустящих летом во дворах Заволжья, в укромных уголках волжского берега и заволжских скверов.

Однако долго любоваться русской печью и наслаждаться светской беседой нам не дали. Большая комната за это время уже освободилась от всех и всяких признаков столовой, и нас пригласили к продолжению праздничной программы, сразу разогнавшейся непрерывным бурным потоком. Мы едва успевали переходить из первой комнаты во вторую и обратно, каждый раз попадая в новые, сменившиеся декорации, в новые обстоятельства, в новый очередной «квест». Часть эпизодов происходила (разыгрывалась) при свечах. Нет никакой возможности вспомнить и перечислить, тем более вспомнить в деталях всё, произошедшее лет 65 назад. И потому упомяну лишь кое-что и лишь так, как получится…

Сначала мы разделились на две команды, соревнующиеся на принципах, предвосхищающих игры «Что? Где? Когда?» и «КВН» в одном флаконе. Было и интересно, и азартно, и солидно, и обстоятельно.

Далее – эпизод за эпизодом, комната за комнатой…

Три последних эпизода объединялись в своеобразный триптих идеей торжественного посвящения всей нашей детской компании в братство, ныне бы я сказал, в орден Рыцарей Нового Года, что в конце концов и произошло. Произошло торжественно и парадоксально. О первой части триптиха я, пожалуй, умолчу. Она открывала процесс подготовки соискателей к Великому Посвящению, но, на мой взгляд получилась малоинтересной.

Вторая часть триптиха переводила процесс подготовки в иную плоскость. Здесь при посредстве Могущественного Мага и ряда Магических Заклинаний каждому из нас предстояло спуститься к НАЧАЛУ-НАЧАЛ человеческой цивилизации ради того, чтобы воочию, предметно и наглядно увидеть, понять, ощутить всеми фибрами своей души разницу между первобытным и современным состоянием человечества, а заодно обрести Великие Знания. Так или иначе, но РАЗНИЦУ мы действительно УВИДЕЛИ, да и знаний прибавилось.

Возвращение к НАЧАЛУ-НАЧАЛ производилось в строго индивидуальном порядке, торжественно, но быстро, на условиях беспрекословного выполнения каждым очередным соискателем Великого Знания всех указаний Великого Мага.

Открывалась дверь, и соискатель попадал в тёмную комнату, едва освещаемую из дальнего угла отражённым светом единственной стеариновой свечи. Прямое поступление света перекрывала ширма. Видимости хватало ровно на то, чтобы не наткнуться на предметы мебели и на фигуру Великого Мага. В противоположном дальнем углу царила полная темнота. Там, за печкой и за задёрнутой занавеской, в темноте полнейшей и кромешной, тихо и молчаливо томилась могучая кучка соискателей, уже прошедших обряд и, наверное, уже приступивших к осознанию НАЧАЛА-НАЧАЛ.

Вновь вошедший усаживался на предложенный ему стул и выслушивал указания Мага, которые под страхом смерти нельзя было нарушить ни на йоту. Суть указаний заключалась в необходимости абсолютно точно копировать положение и движение рук Мага, все его манипуляции с чайным блюдцем, находившемся в его левой руке. Такое же блюдце вкладывалась и в левую руку соискателя. Блюдце необходимо было держать перед собой в строго зафиксированном положении без каких-либо смещений в пространстве. Держать не горизонтально, как на столе, а строго вертикально, как бы на ребре. Держать строго параллельно лицу, чуть выше собственного лба, сантиметрах в десяти от головы. Держать донышком от себя, рабочей стороной (чашей) к себе. Держать так, как его держит Великий Маг. Далее (повторюсь) следует копировать все манипуляции Великого и Ужасного Мага. Обряд занимает секунд 20-30, после чего блюдечко у соискателя забирают, а его самого провожают в угол за печку.

Спустя минуту после того, как за печкой оказываются все будущие рыцари, их торжественно перемещают в центр комнаты. Включается полное электрическое освещение. И тут начинается общее веселье. Лица у всех соискателей разрисованы сажей на манер первобытных людей. Каждый разукрасил себя «своею собственной рукой».

Всё дело в том, что выполняя правой рукой эффектные пассы, Великий Маг не забывал несколько раз пройтись пальцем по чистому донышку своего блюдца (или двумя пальцами, если донышко блюдца у соискателя широкоформатное и сажи на нём хватит на всё лицо) и сразу затем – по собственному лицу. Соискатель делал то же самое, но донышко его блюдца заранее и специально было закопчено пламенем свечи.

Комната должна быть затемнена до такой степени, чтобы копоть на пальце не была видна даже обладателю пальца. На всякий случай Магу имеет смысл двигать рукой на периферии собственного поля зрения, да и палец к своему лицу подводить по траектории, учитывающей это пожелание. Важно, что также будет двигать рукой и соискатель. (Позднее мне довелось пару раз наткнуться на описание этой забавы под заголовком «Превращение в обезьяну».)

Магическое действие возвращения в свою цивилизационную эпоху с помощью воды, мыла и полотенец мы произвели уже без помощи Великого Мага, т.е. самостоятельно.

Меж тем в соседней комнате всё уже было готово к нашему посвящению в Рыцари Нового Года. Этот обряд (финал триптиха, его 3-я часть) тоже производится в индивидуальном и поочерёдном порядке. Вновь перед закрытой комнатной дверью выстраивается довольно быстро продвигающаяся очередь претендентов. Вновь дверь работает только на вход. Настораживают и удивляют взрывы общего хохота тех, кто уже внутри. Причём хохот слышится незадолго до приглашения очередного соискателя. Приходит и мой черёд переступить порог и пройти по «ковровой» дорожке половика, ведущего к рыцарскому званию. Электричество выключено. В изобилии горят свечи. Всё чинно и торжественно. Поодаль, пряча улыбки, гордо и важно стоят уже овеянные благодатью вновь испечённые юные Рыцари. В центре – диванчик, которого ранее в нашем доме я почему-то не замечал. По краям дивана сидят мама и тётя Наташа. Место между ними свободно. Дедушка церемонно ведёт меня к тумбочке, красиво накрытой ковриком с кистями. На коврике возлежит великолепного исполнения меч. Понять, что он деревянный, можно только внимательно к нему присмотревшись. Дедушка, мама и тётя Наташа одеты в некие сногсшибательные, дивные, поражающие воображение мантии. Дедушка с пафосом произносит подобающую случаю краткую, но торжественную речь, берёт с тумбочки меч, возлагает его плашмя поочерёдно на одно, потом на другое моё плечо, добавляет к сказанному ещё несколько красивых слов-заклинаний и ведёт меня к дивану, предлагая присесть на свободное место для завершения обряда. Я нахально плюхаюсь между мамой и тётей и тут же под общий хохот оказываюсь лежащим вверх тормашками на полу. Вернее – на матрасах и подушках на полу разложенных, но всё равно вверх тормашками. Оказывается, и не диванчик это вовсе, а два стула с прогалом между ними. Со стороны прогала стулья от пола до сидения обвязаны старыми мягкими, зимними пальтишками (техника безопасности!). Вся эта западня до её срабатывания была внатяжку накрыта большим, видавшим виды армейским одеялом, выглядевшим в свете свечей вполне импозантно и приветливо. Сидевшие по краям (на стульях) дамы своим весом эту натяжку, эту видимость ровных диванообразных поверхностей удерживали и сохраняли. Когда я сел, они чуток привстали. В результате я – в положении «тормашек», да ещё и в объятиях дружественного одеяла, центральная часть которого оказалась подо мной, а крайние части заботливо укутали меня сверху.

После того, как наш диванчик положил на лопатки всех жертв своего гостеприимства, нам выдали подарки, напоили чаем с пирожками и печеньем и пожелали весёлых каникул.

Двадцатый век, вторая половина 50-х… Мне 10, а может, уже 11…

1950s
Я, родственники и три собаки. Слева направо. Сидят родные сёстры: моя бабушка – Афанасьева Елизавета Васильевна, Сахарова Анна Васильевна, Суворова Юлия Васильевна. Стоят: Мясищев Владимир Николаевич, я, собственной персоной, моя мать – Новикова Ольга Григорьевна, мой отец – Новиков Анатолий Васильевич, мой дедушка – Афанасьев Григорий Петрович, Мясищева Татьяна Павловна (племянница бабушек), Афанасьев Борис Григорьевич (мой дядя), Рыбникова Наталья Григорьевна (моя тётя). Собаки: Шарик, Нежданка, Динго. Конец 1950-х годов

Декабрь 2023 г.

Опубликовано:

Воспоминания