Время помнить

1919—1999

Фамилия Розанов

Имя Василий

Отчество Васильевич

Год, месяц, число рождения апрель 1856

Место рождения Ветлуга Костромской губернии

Вероисповедание православное

Кто были родители? Отец — мелкий чиновник лесного ведомства, мать — дворянка, урождённая Шишкина.

Краткая история рода — не знаю дальше родителей, но дед был священником.

Ход воспитания и образования. Под каким умственным и общественным влиянием оно происходило. Отца потерял 3-х лет (в Ветлуге или Варнавине), и одновременно мать с 7-ю детьми переехала в Кострому ради воспитания детей. Здесь купила маленький деревянный домик около Боровкова пруда. Только старшая Вера и старший брат Николай… учились отлично, прочие плохо или скверно. Не было ни учебников и никаких условий для учения…

Из ответов В.В. Розанова на анкету Нижегородской комиссии, апрель 1909 г..

 

 

В своих зрелых литературных работах Василий Васильевич часто обращался к образам и впечатлениям тех далёких костромских лет. Может быть, по причине их безрадостности и безысходной тоски ассоциировались иногда они в его мыслях с непрерывным серым дождём:

“… Я спал на сеновале, и вот, бывало, открыв глаза (дитя), видишь опять этот ужасный дождь, не грозовой, не облачный, а “так” и “без причины”, — просто “дождь” и “идёт” и “шабаш”. Ужасно. Он всегда был мелок, этот ужасный особенный дождь на день и на неделю. И куда не заглядываешь на небо, хоть выбредя на площадь (наш дом стоял на площади-пустыре), —нигде не высмотришь голубой обещающей полоски. Всё серо. Ужасная мгла! О, до чего ужасно это впечатление дождливых недель, месяцев, годов, целого детства — всего раннего детства”.

Много строк посвящено костромскому детству в трилогии “Уединённое” — “Опавшие листья”. Боль несправедливых обид, горечь ранних утрат, пережитых в детстве, — всё это нашло отражение на страницах этой уникальной книги, признанного шедевра русской литературы “серебряного века”.

Окончив Нижегородскую гимназию, а затем Московский университет и учительствуя в Брянске, молодой Розанов пять лет самостоятельно пишет книгу, названную им “О понимании” и издаёт её на собственные средства. Много споров и насмешек вызвал этот философский опус молодого мыслителя. Знаменитый русский философ Владимир Соловьёв дал такой отзыв: “Этот труд замечателен тем, что Розанов, не читавший Гегеля, собственным умом дошёл до того, до чего дошёл Гегель. Я думаю, что этого не нужно было делать — проще было научиться читать по-немецки…” Но без собственного осмысления бытия не состоялся бы и будущий Розанов публицист и писатель.

Несколько позже, будучи преподавателем Елецкой гимназии, Розанов с другом Первовым делают первый в России перевод с греческого “Метафизики” Аристотеля. Много работает он и над изучением древнейшей истории, особенно древнеегипетской и древнееврейской. Ещё в университете увлёк молодого мыслителя Ветхий Завет. В результате — небольшая статья в “Русском вестнике” весной 1890 года “Место христианства в истории”, признанная Шперком, Соловьёвым и другими видными философами и публицистами. Василию Васильевичу постепенно открывается путь от бедного провинциального учительства к столичным философским и литературным кругам.

В начале века, после переезда в Петербург, Розанов становится одним из организаторов религиозно-философского общества, близко сходится с известными писателями, художниками, общественными деятелями. Сотрудничает в таких журналах, определивших “серебряный век” русского искусства, как “Мир искусства” и “Весы”.

С 1900 года Розанов — штатный сотрудник газеты “Новое время”, консервативнейшего в то время издания А.С. Суворина, любимой газеты Николая II. Являясь в политике убеждённейшим монархистом, он, тем не менее, публикует сотни статей в журналах самых разных политических ориентаций, часто под псевдонимами, “для конспирации”. По оценкам специалистов, только для “Нового времени” им написано около 5000 статей.

В первом десятилетии им выпущено несколько монографий-сборников публицистических работ: религиозно-философских (“Тёмный лик”, “Около церковных стен”, “Люди лунного света”), литературно-критических (“Литературные изгнанники”, “Среди художников”), нравствтвенно-воспитательных (“Сумерки просвещения”, “Семейный вопрос в России”) и ряд других.

В начале 10-х годов начинается новый этап его творчества. Впрочем, вышедшее в 1912 году “Уединённое” знаменовало собой не только этап творчества самого Розанова, но и, по признанию многих современников, новый этап в русской литературе вообще. Книга была настолько непривычна, что первоначальный тираж был конфискован комитетом по делам печати. За “Уединённым” последовали “Опавшие листья” — 1-й короб (1913 г.), 2-й короб (1915 г.). По сути, исповедальная проза нашего выдающегося земляка продолжалась до конца его жизни. Из продолжения “Опавших листьев” — “Мимолётного”, при жизни опубликовано совсем немного. Да и “Апокалипсис нашего времени” — последняя крупная работа — как по духу, так и по форме является продолжением “Уединённого”.


В этом доме умер Василий Розанов. Сергиев Посад. Современная фотография.

“Революционеры берут тем, что они откровенны”, “Хочу стрелять в брюхо — и стреляют” (“Опавшие листья”). Естественно, что человек с такими взглядами не мог “принять революцию”, и начало её стало началом его быстрого угасания. Вынужденный переезд из неспокойного Питера в Сергиев-Посад, гибель сына и одной из дочерей, болезнь жены, потеря большей части имущества и главной его отрады — книг и коллекции старинных монет подорвали его здоровье. Осенью 1918 года с ним случился инсульт.

Розанов — Горькому

20 января 1919 г., Сергиев-Посад.

“…Сейчас всего больше я устал, состояние здоровья моего крайне слабо, и, кажется, безнадёжно. Странное чувство я ощущаю: прежде всего потеря всего плана тела; я не знаю, не понимаю, как я себя чувствую, какая-то изломанность всего тела, раздробленность его. Всего лучше сравнить состояние моего тела с чёрными водами Стикса; оно наполняется холодной водой с самой ночи…”

23 января (ст. стиля) Василия Васильевича не стало. Отпет он был о. Павлом Флоренским, похоронен в Черниговском скиту (Сергиев-Посад).

Холодные воды подземного Стикса поглотили тело писателя. Но и память о нём и его наследии жила недолго. По крайней мере, на Родине. Можно сказать, что с отплытием в 1922 году “философского парохода” с Бердяевым, Струве, Франком и др. цветом нации, душа Розанова канула в Лету…

Возвращение её в конце 80-х – начале 90-х было бурным. Количество статей, связанных с именем Розанова в литературно-критической публицистике за этот период — огромно, не говоря уж о таком уникальном литературном явлении, как «Бесконечный тупик» Д. Галковского, явившимся чистым отражением исповедальной розановской прозы на русскую литературу последней четверти ХХ века. Да и по номенклатуре книг, изданных в постперестроечные годы, Розанов превзошёл не только Бердяева, Флоренского, Мережковского, но и такого гения русской литературы, как В. Набоков. В чём тут дело? Дело в том, что Розанов — пророк. Читая его, ощущаешь дух его времени, но многие его мысли — словно про нас. По Библии есть время жить, есть время умирать. Сегодняшняя истерзанная Россия ближе к последнему. Но у Бога всегда есть время помнить. И живым и мертвым…

 

 

 

«Корень рождения моего…»

Вокруг творчества В.В. Розанова в начале ХХ века кипели жаркие споры, а личность писателя и по сей день остаётся удивительной психологической загадкой для исследователей и почитателей его таланта.

“Корень рождения моего дву-составен: Матери, Отца. Как же мне не иметь двое-душия, двое-мыслия, двуволия. <…> Да и далее в глубь: две бабки, два деда, Четыре прадеда и четыре прабабки…”,

— размышлял писатель, пытаясь понять истоки той силы и слабости, которые заключала в себе его природная натура. Волею обстоятельств знания В.В. Розанова в этой области были настолько скудны, что вряд ли эти попытки были плодотворны. На вопрос анкеты Нижегородской архивной комиссии о краткой истории рода он отвечал: “Не знаю дальше родителей; но дед был священником”.

Из документов, хранящихся в фондах Государственного архива Костромской области, известно, что не только дед, но и прадед писателя, Никита Иванов, был священником. Он служил (1802 г.) старшим священником Николаевской церкви села Николо-Шири Кологривского уезда. Двоюродный дед, Климент Никитич Елизаров — священник Ильинской церкви села Ильинского того же уезда. Он с 1799 до 1840 года исполнял должность благочинного I округа Солигаличского духовного правления. Двоюродный дядя писателя, Иван Климентьевич Елизаров, после окончания Костромской духовной семинарии с 1824 по 1849 год служил преподавателем в Макарьевском духовном училище; в последние годы службы преподавал латынь в старших классах.

Николай Фёдорович Розанов — дядя писателя (о нём, как о лучшем ученике семинарии в 1848– 1854 гг., упоминал его сокурсник, известный церковный историк Е.Е. Голубинский) — священник с даром проповедника. Тексты его проповедей не сохранились, но по свидетельству прихожан Успенской церкви села Холкино Ветлужского уезда, где он служил с 1866 по 1887 гг., — “поучения его, которые всегда говаривал он не по книгам, а прямо от себя, от своего ума и чувства, были близки к нашей жизни и до глубины души трогательны…”

Двоюродные братья писателя и их дети, продолжив родовую традицию, также избрали для своей деятельности духовное поприще. Без преувеличения можно сказать, что Елизаровы-Розановы старинный — в пяти поколениях, а может быть, и больше — костромской род священно-церковно-служителей.

Служили Елизаровы-Розановы в разных приходах Костромской епархии, но долее всего (с 1816 по 1930 гг.) — в Рождества-Богородицкой церкви села Матвеева Кологривского уезда. В Матвееве и по сей день хорошо помнят и чтут род священнослужителей Розановых. И если первый из них, дед писателя Фёдор Никитич Елизаров, завершил свой земной путь, отстроив новый летний главнопрестольный храм (1845-1855 г.), то его правнук и двоюродный племянник писателя о. Павел Розанов в 1930 году был отлучён от службы, судим тройкой ОГПУ и отправлен в ссылку на 3 года, к которым позднее прибавили ещё 10. Освободившись из заключения в 1946 году Павел Петрович заезжал в Матвеево проститься с родными местами. Дом его родителя, священника этого села Петра Николаевича Розанова, в котором проживал и сам он с женой и дочерью, был давно конфискован и отдан под сельсовет. Церковь с 1937 года закрыта — в ней располагались мастерские по ремонту сельхозтехники. С семьёй он расстался ещё в начале ссылки, не желая подвергать опасности жену и дочь как родственников “врага народа”. По воспоминаниям односельчан, “побыв три дня на родине”, Павел Петрович уехал из Матвеева — “куда-то на юг”, “в Краснодарский край”, где и служил священником в одной из церквей уже до конца жизни. Как истинный духовный пастырь, он долгое время поддерживал переписку со своими бывшими прихожанами, порой сопровождая письма денежными переводами для тех, кто остро нуждался в тяжёлое послевоенное время. Письма о. Павла учили терпению и кротости, наставляя на путь честной и праведной жизни.

В этом селе в семье священника Фёдора Никитича Елизарова родился и вырос отец писателя — Василий Фёдорович Розанов (ок. 1820–1861). Образование получил в Галичском духовном училище и Костромской духовной семинарии, и, хотя утратил родовую фамилию и встал на путь светского чиновника, всё же нет никаких оснований считать, что опыт жизни, полученный в доме родителей, и двенадцатилетнее обучение в духовных учебных заведениях не сформировали в нём характера, определённых взглядов, привычек, пристрастий, которые впоследствии оказали влияние и на атмосферу его собственного дома.

Сегодня в селе Матвееве по-прежнему стоит, правда изрядно обветшавший, дом священников Петра Николаевича и Павла Петровича Розановых. Церковь, построенная в бытность деда писателя начальным иереем, разрушена. Представителей рода Елизаровых-Розановых в селе не осталось.


Русская философия