Губернский дом 1996 год. № 3 (96)

Историко-краеведческий культурно-просветительский научно- популярный журнал № 3. – Кострома: Б/и, - 1996.

PDF-версия

Как железную дорогу строили

Рукопись П.М.Друлиса "История г. Буя и Буйского уезда" хранится в Костромском историко-архитектурном музее-заповеднике (КОК № 24950). С некоторыми страницами ее мы знакомим читателей. Для публикации сделаны сокращения и минимальная стилистическая правка.

Наша местность всколыхнулась только после постройки Северной железной дороги Вологда-Вятка. Первоначальное на­ правление было запроектировано через Вологду, Солигалич, Чухлому, Кологрив. В Кологриве купец Макаров уже выстроил на окраине города, на улице "Верхний проспект", обширное каменное вок­зальное здание, но... около Буя жил В.В.Сипягин.

Интересную и большую величи­ну представлял из себя Владимир Всеволодович Сипягин, шталмейс­тер двора его величества. Кроме переплетенной в воловью кожу родословной Сипягиных, он имел еще 22 тысячи десятин хорошего строевого леса при усадьбе Романцево по обе стороны реки Костро­мы, верст на 25 выше Буя.

Имея большую дачу и большие связи при царском дворе, он про­вел вопрос о прокладке магистра­ ли Северной дороги через Буй.

Именитое купечество, имея тя­готение ко всему, что плохо лежит, и зная податливость тогдашних инженеров на взятку, уплатило им: буйские купцы 2000 рублей, а галичские 5000 рублей. Дорогу про­вели через Буй и Галич. В Галиче приткнули ее, несмотря на горы и овраги, около 43-го разъезда, к го­роду; иначе же она должна была пройти по ту сторону Галичского озера, по более удобным местам.

Во время постройки линии же­лезной дороги Сипягин в спешном порядке выстроил здание для лесо­пилки около Буя, на берегу реки Костромы, в местности Голодник, а машины привез еще в 1902 году, когда рассматривались пер­вые проекты.

В то же время производились изыскания линии Буй-Данилов. Лесопилка должна была стоять на разветвлении дорог. Начавшаяся война с Японией разрушила сипягинские планы. Впоследствии зда­ние лесопилки отошло под комби­ нат "Салама", "Возрождение" тоже.

Сипягин был крепкий, упрямый и гордый старик. В фуражке с крас­ным околышем на седой голове, в изящной дворянской поддевке, иногда сам руководил сплавом леса из своей дачи, хотя для этого у него были помощник Василий Иванович Голубев и управляющий Андрей Яковлевич Кутузов.

На берегу реки Костромы в Буе можно было видеть его высокую фигуру, а внизу, у воды, заречных мужиков с вагами в руках, "осве­жающих" на воде полуобсохшие плоты с пением разухабистой "Ду­бинушки" с припевом: "Мы Сипягина уважим... Через.........пока­жем. Ой, дубинушка, ухнем..." На всем протяжении реки Ко­стромы, протекавшей через его дачу, он никому не разрешал стро­иться. На 15 километров стояли кордоны лесников: Андрияна в Исадах и Кошмина на Колонте.

И так-то сторона наша была лесная, а тут была глушь. Едешь, бывало, на лодке по реке Костроме в сипягинской даче, точно в трубе: по обе стороны дре­мучий лес из елей, сосен, берез и осин, разве только кое-где краснеет рябина. Только ширина реки не да­вала сомкнуться кронам деревьев.

Много было рыбы в реке: пудо­вые щуки и огромные судаки с зе­леными глазами, конь-рыба высо­ко била вверх. Стада лосей броди­ ли по осинникам, медведи и рыси ютились в глухомани. Иногда забе­гали олени и песцы.

В темные долгие зимние ночи около города завывали волки и ос­меливались бродить по городу, на­ водя панику на жителей и собак. А что это были за леса... Лесной ста­рожил Шестаков Федор Павло­вич целые бочки засаливал лоси­ной и тетеревятиной, а зайцам и рябчикам счета не имел.

Там, где стоит вокзальное зда­ние, было болото под лесом ели, сосны и черной ольхи. Только в одном месте был бугорок с коря­выми соснами, тут бродячие цыга­не раскидывали свои шатры. Даль­ше во все стороны лес, лес и лес. Местность, где стоит железнодо­рожный клуб, представляла из себя торфяное болото, покрытое низ­ким корявым лесом. Горожане боя­лись туда выгонять скот тут в изо­билии водились змеи. Здесь же иногда открывались тетеревиные тока. Можно сказать, что от пос­леднего по улице Октябрьской ре­волюции дома Панкратова была возможность стрелять глухарей с крыльца.

Вдоль улицы до самого болота по Костромскому тракту тянулись грязные канавы, обсаженные урод­ливыми березками. Далее шла грязь непролазная до самой "Пья­ной лужи" или "Извала". Это место — поселок им.Свистулева — ранее называлось "Извалом", а после того, как там разбили бочку с вином с завода городского головы Кудрявцева (химзавод) и несколько человек опились до смерти, стали звать "Пьяной лужей".

Жителей в городе в 1888 году считалось 2240 человек. Были 3 церкви, 1 городское училище, 1 приходское, 1 начальное. Был винный завод, свечной и салото­пенный завод в старой бане, спичечная фабрика фосфорных спи­чек ("Сперва вонь — потом огонь").

Большая часть населения города и уезда уходила на отхожие про­мыслы. Например, в 1887 году от­ходников было 12000 человек, и позднее тяга к отходу увеличива­лась. Городское население частью только уходило, а остальные оста­вались дома — сапожничали, порт­няжили, ходили на сплав леса.

Как городское, так и сельское население ходили "за Любим", как выражались тогда, до станции Пречистое, а оттуда в Москву и в Питер. Этих отходников называ­ли "питерщиками".

Иногда весной приходили из Костромы пароходы за пассажи­рами, и тогда между капитанами происходил бой из-за пассажи­ров. Пассажиров из Буйского и Солигаличского уездов соберется не одна сотня. Сипягинский "Зо­лотой якорь" гудит от народа, воздух в нем зеленый от махороч­ного дыма и водочных испаре­ний. Тогда пароходы погружа­лись полностью.

А вот когда народу мало, а па­роходов два-три, тогда какой-ни­будь капитан выходит на палубу и кричит:

— Эй, вы! Садитесь, до Костро­мы. 25 копеек...

— 25? А у нас двадцать!

— Пятнадцать!

— Десять!

Доведут торг до того, что поса­дят за пятачок. Посмотрит против­ник да гаркнет во все горло.

— Садись, даром везу!

Пассажиры сыплются с парохо­да горошком и лезут на бесплат­ный...

— Даром? Оставайтесь, стакан­чик поднесу!

— Стаканчик? Булку добавлю!

Но когда не было конкурентов, пароходчики брали далеко не без­обидную цену.

На берегу шум, гам, смех, слезы.

— Прасти, кармилиц, кабылу-то не забудь.

— Тетя Авдотья, подержи кабылу-то, я пацалую...

Это акает Ликурга, Романцево, Солигалич.

— Прощевай, прости, Олена...

— В Кострому поехали, про­ сти...

Это окает Борок и Буй. Буй го­ворит на "о".

Около Буя сходятся две цивили­ зации — Московская, акающая, и Новгородская, окающая. Жители слободы за рекой Костромой ухо­дили на "тихвинках" или служили "шестерками" — половыми в трак­тирах и пивных, или же занима­лись хлебопашеством.

Так вот и жили: плодились, росли, питались, работали и уми­рали. Иногда развлекались: ме­ щанская молодежь в беседках, ин­теллигенция и именитое купечест­во в общественном собрании, клубе, куда простой народ не до­пускался.

Беседок было три: "дворянская", где проводили досуг мелкие чинов­ники и богатые мещане; "мещан­ ская" — для среднего достатка ме­щанской молодежи; "тошниловка", где веселилась беднота, которую не принимали в первые две беседки. Веселились от души, разыгрывали "Стеньку Разина", "Царя Ирода", "Царя Максимилиана", дурачились с неумной Анной Бурениной, вы­давая ее замуж, причем, разыгры­вали весь полный свадебный обряд с песнями, завоями и причитания­ми.

Сипягин развлекался по-своему. Иногда он разрешал себе такое удовольствие: ловить лесным неводом рыбу. Лошадей по двадцать по каждому берегу реки Костромы в его даче да по сотне людей волокли сверху, за 5-10 верст, толстую пеньковую снасть, перекинутую через реку, а на снас­ти привязаны за комли наглухо толстые, вершка 4-5 толщиной, ели, вершины которых волочились по дну реки, загоняя рыбу к одно­му месту, перегороженному по­ перек реки неводами.

Река кипела от рыбы. Ее черпа­ли и саками, и пометами, и бредня­ ми. Потом — пир горой: в усадьбе у барина пируют баре с гостями, на берегу варят уху в котлах и пьют водку крестьяне.

В 1888 году, после взрыва цар­ ского поезда, когда погибло 120 человек солдат из охраны и цар­ская семья спаслась, благодаря особому устройству вагона, царю в ознаменование "чуда" верноподанные подносили дары. Сипягин при­ вез в свою родовую церковь в селе Романцеве два дара: икону художе­ственной мозаичной работы и златокованные священнические ризы, весом более пуда каждая. Толстые, негнущиеся. Поставят их на пол, они и стоят дыбом, не падая.

Усадьба Романцево была типич­ной барской усадьбой: красный двор, обнесенный живой изгоро­дью из боярышника, церковь с усыпальницей под ней, вокруг цер­кви подземный ход под сводами, сохранившийся до сих пор. Липо­вые аллеи вокруг благоустроенной площадки, на которой стоял па­мятник любимой собаке, березо­ вые аллеи по краям проселочных дорог в соседние деревни. Когда-то был винный завод, пробовали ва­рить стекло и делать фарфоровую посуду.

Вот этот Сипягин и повернул весь проект линии Вологда-Вятка. Постройка ее началась в 1903 году и продолжалась 1904-й, 1905-й, и ее открытие совпало с возвращением из Манчжурии разбитой царской армии в 1905 году.

Видны были разбитые и про­стреленные вагоны, забинтован­ные головы раненых, а частенько и разбитые физиономии пьяненьких солдат, в свою очередь разбивав­ших буфеты на станциях железной дороги.

Строили железную дорогу под­рядным способом крупные подрядчики Чернов, Завиш, Сухоржевский, братья Машины, Волчевский. Брали подряды, благодаря связям, по завышенным ценам в Министерстве путей сообщения, передавали подрядчикам второго ранга, те — подрядчикам третьего и т.д. до тех пор, что работу прово­дили мелкие подрядчики путем найма рабочих сдельно.

Такой порядок сдачи работ до­водил сдельную плату от 7-8 руб­лей за кубическую сажень (10 кубо­метров) до 1 рубля 25 копеек.

Среди главных предпринимате­лей были, например, братья Ма­шины, родные братья сербской ко­ролевы Драги, жены короля Алек­ сандра, убитой в скупщине.

На земляных работах местное население работало мало: оно paботало в лесу, на сплаве, на пере­возках своими лошадями. Земле­копы были привозные: казанские татары, ачинские ссыльнопосе­ленцы, тамбовские и даже китай­ цы. Вместе с ними у нас появи­лись новые землекопные лопаты — местное население пользова­лось лопатами обыкновенными, часто полужелезным заступом.

Эксплуатация рабочих была беззастенчивая. Например, привезенные из далекой Сибири, за ты­сячи верст, ачинские ссыльнопосе­ленцы были доведены до того, что умирали с голоду. Только благода­ря помощи учительской интелли­генции, их отправили обратно к месту поселения.

В Буе в строительный сезон скоплялось более 1500 землекопов, печников, плотников. Их обслужи­вала земская больница на 45 коек да собственная больница на 5 коек. Она находилась в доме Гуляева по улице Социализма.

Жили рабочие по деревням, и в земляных бараках, и по квартирам в городах. За квартиры платили сами. Питались в многочисленных "чайнухах" с дешевыми обедами. Обед и ужин из мясных щей, горо­ха, каши пшенной, картофеля и хлеба стоил недорого. Кашу греч­невую не ели, ибо ее считали сла­ бой для желудка, предпочитали кашу пшенную, которая на желуд­ке держится крепче.

Некоторое видоизменение в меню ввели тамбовские землекопы, которые стали платить дороже и потребовали белого хлеба и греч­невой каши с маслом или молоком. Они получали большую калорий­ность, но и заработок их оказывал­ ся больше на несколько рублей. Некоторые жили артелями и дер­жали своих кухарок, которые их и обстирывали.

Иногда неорганизованные рабо­чие принуждены были питаться и "купоросными" щами из капусты, воды, соли, перца. Иногда в котел опускались одна или две рыбины воблы на весь котел "для запаха и вкуса". Эти рабочие уже совсем отощали. Обед из купоросных щей и хлеба стоил немного, но если по­требитель съедал хлеба более, чем следовало, с то точки зрения предпри­нимателя, то последний выгонял потребителя из-за стола.

Среди пришлых рабочих сла­вился великан монгол Осмаля, на целую голову выше всех. Около него организовалась китайская ар­тель. Силы он был огромной: один поднимал и переносил рельсу в 22 пуда весом.

Жили китайцы в бараках, в зем­лянках против вокзала. Бараки эти носили свои клички — Шайхай, Пекин, Кантон. Во время револю­ции эти бараки служили местом за­ ключения.

Китайцы, выросшие в других ус­ловиях жизни, против русских употребляли пищи меньше, но менее были выносливы на работе. Готовили пищу они сами.

Кроме столовых и чайных, в городе было штук пять пив­ных: Калинкина, Трегорного, Куни, "Северная Бавария", Заводова. Все эти пивные и торговцы на­ живались около рабочих. Пива делали большие запасы. Там же кутили мелкие подрядчики.

Например, Кубышкин Ардальон Васильевич, схватив изряд­ный куш, загулял и задумал народ удивить. Подобрал себе компа­нию из таких же молодчиков и решил скупить у Долинина все пиво и выпить его. Пили сами до изнеможения, зазывали работах, знакомых и незнакомых, зазыва­ли каждого проходящего... и пили... Но достигнуть своей цели не могли. Долинин был запасли­вый человек.

В Буе десятниками служили отец и сын Малецкие. Сын, Осип Осипович, имел весу 8 пудов, а выпивал ежедневно не менее ведра пива, отец его весил 7 пудов. Оба служили техниками. Ездили в рессорном экипаже, при­ чем, рессоры были изготовлены по специальному заказу, простые не выдерживали — сдавали. Осип Осипович в трескучий мороз часто ездил в одной рубашке.

Почти каждая проделанная ра­бота ознаменовывалась попой­кой, пикником. Когда прорубили трассу за Черную речку, то был устроен грандиозный пикник: па­ровоз и дра вагона, полные пива, вина, закусок и молодежи, отпра­вились на Черную речку к разъез­ду Махрово, к этому времени еще не существовавшему. Именно тогда я отвел в рубку первые во­семь десятин леса около этого разъезда, а потом, с моей легкой руки, и пошли рубки леса.

Полотно железной зимой дороги начали строить зимой.­ Замерзшую почву рвали динамитом, да иначе и нельзя было. Около станции Паприха было болото не­ проходимое, и летом там работы производить было нельзя.

Все работы производились вручную. Машин не было. Встретив­ шееся болото засыпали землей из карьеров. При прокладке пути подбойку делали снегом, потом засыпали землей, потом шел поезд бал­ластный хвостом вперед. Насыпь прогибалась, разлезалась в стороны. Разгруженный поезд выползал из образовавшегося ухаба, и вновь начиналась подбойка и подсыпка. Делались кюветы, и после упорной тяжелой работы полотно принима­ло надлежащий вид.

Мороженую землю комьями брали в карьере, вывозили поездом и разбрасывали по обе стороны по­лотна. Там, где останавливался па­ровоз, укладьгоали шпалы и рель­сы, а под них, руками, мороженые глыбы. Когда стало теплее, то вспухнувший путь под тяжестью поезда оседал, и состав оказывался как бы в корыте.

Мост через реку Кострому в Буе строили сормовские рабочие более года ручным способом. Клепальщики работали тоже вручную. При постановке левого устоя на нем сделалась трещина. При вмешательстве сторонних лиц (М.А.Друлис) сделана была перекладка устоя. При копке кот­лована под этот устой найден би­вень мамонта.

Мало-помалу строительство принимало определенную форму и получало дрижение.

Павел Друлис.