Зинаида Николаева

Владимир Шевченко: с «лейкой» и блокнотом, а то и с «пулеметом»…

Правильно говорят: опасайся того, кто обходит зло. Володя Шевченко не обходил его, а осознанно шел на то, чтобы это зло разрушить. В этом видел призвание журналиста – помогать людям найти справедливость, а, значит, по большому счету, он «чувства добрые лирой пробуждал». Потому рассказывать о Владимире надо вкупе: и о журналисте, и о фотографе, и о личности. А личность это была неординарная, что многое диктовало в его судьбе. Некоторые считали его неудобным, ершистым, эксцентричным, кто-то даже называл скандалистом, сутягой. С ним было непросто работать и, наверно, невозможно вместе жить, потому он и не был никогда женат. Но талантливые люди не подстраиваются под кого-то – у них свой путь. Путь у Владимира оказался недлинным, он умер в 66-ть. Но те, чьи права он отстаивал, помнят его. А еще сохранилась фотолетопись конца прошлого – начала этого века, сделанная репортером, остро чувствующим время и влюбленным в красоту…

Приход Владимира Федоровича Шевченко (31.03.1948 – 14.08.2014) в журналистику был таким же неординарным, как и он сам. Изначально он об этом и не помышлял. Детство прошло в Сибири, в Омской области.

Потом Володя стал военным курсантом летного училища, которое когда-то было в Костроме при аэродроме Сокеркино. В 1970-м Шевченко успешно окончил учебный авиационный центр, успел полетать и на МИГе, и на ЯК-2, умел делать «мертвую петлю», «бочку», другие фигуры высшего пилотажа, совершил более 70 прыжков с парашютом. Позднее работал в гражданской авиации вторым пилотом на АН-2 в Сокеркино. Был избран заместителем председателя совета молодых специалистов и активно включился к общественную жизнь. Проанализировав причины, мешающие работе пилотов, потребовал от руководства упорядочить график полетов, соблюдать трудовое законодательство и пр. Молодые коллеги его поддержали. А вот Шевченко после этого, хотя и считался хорошим летчиком, попал в немилость начальства. Его держали в черном теле, перекидывали из одного экипажа в другой, задергали безосновательными дисциплинарными взысканиями. А в 1977-м после «строгача» уволили.

Володя долго оспаривал несправедливое увольнение, были две разгромные статьи во всесоюзной газете «Воздушный транспорт» – журналисты защищали Шевченко, критиковали серьезные непорядки на авиапредприятии. Владимир все же добился справедливости, дойдя до прокуратуры СССР. На предприятии его восстановили, но работать там он не стал – «противно». Возможно, сила печатного слова, эти публикации в «Воздушном транспорте» и подтолкнули его впоследствии к другой, творческой стезе.

Но после этой истории за ним потянулся шлейф неудобного человека. Ярлыки у нас клеят крепко, чаще всего – намертво. Куда бы он потом не устроился работать, рассказывал Шевченко, «раздавался звонок “сверху”, из обкома партии, с рекомендацией избавиться от меня». Так, его уволили из ПТУ-30, где был мастером, потом по суду восстановили. Когда работал фотографом на турбазе «Волжский прибой», сначала был удостоен звания «Лучший по профессии», принят кандидатом в члены КПСС, но после критики (а он и тут молчать не стал!) начались серьезные гонения. Зная его взрывной характер, даже специально провоцировали, чтоб сорвался, дал повод для освидетельствования у психиатра. Даже соседей по общежитию пытались подключить, но те лжесвидетельствовать отказались.

Я и сама была свидетелем его увольнения из «Костромского края», где мы с ним тогда работали. Увольнения несправедливого и незаконного. Тогда в Димитровском районном суде я выступила в защиту коллеги, потому что причину увольнения – «непрофессионализм» – считала абсурдной. Работать Володя умел и любил – проходных материалов у него не было, а эксклюзивных, порой сенсационных – десятки! Шевченко восстановили. Но, доказав свою правоту, он сам, как и из авиапредприятия, ушел из газеты.

Подробно пишу эти истории не только для того, чтобы была понятна суть характера Шевченко, где главное – тяга к справедливости. Испытав на себе столь жесткое преследование за критику, которое другого просто сломало бы, Володя хорошо понимал людей, также искавших защиту от произвола. К нему читатели обращались как к последней инстанции, а он по личному опыту знал, как действовать, и многим помогал. С той же энергией и горячностью, как когда-то свои, брался отстаивать права людей во властных структурах, в судах, выступал как адвокат (даже специально получил юридическое образование), при этом категорически отказывался брать деньги с людей за помощь, возмущенно говорил в интервью «Костромским ведомостям»: «Как можно зарабатывать на чужих бедах?»

Если военкоры в песне на стихи К. Симонова, были вооружены «”лейкой” и блокнотом, а то и пулеметом», то у Шевченко, кроме неизменного фотоаппарата (с набором объективов), всегда был на ходу велосипед, а «пулеметом» стал его неугомонный «огнеметный» характер. Вскочил на двухколесного друга и помчался хоть за 50, хоть за 100 км снимать по горячим следам смерч в Лунево, паводок в Костромском районе или торфяные пожары, от которых задыхался областной центр. При этом не был сторонним хроникером, он всегда бросался помогать.

Узнав, что тогдашний генпрокурор СССР Владимир Устинов в детстве жил в Буе, отправился фотографировать его школу, искать свидетелей пребывания Устиновых в райцентре… Когда на участок пенсионера К. Нечаева упал обломок метеорита странной формы, тут же прилетел в Иконниково Красносельского района, чтобы сфотографировать объект и рассказать об этом читателям… Писал о сложном судебном процессе костромского фермера Али Нагиева, того пыталась зарубить топором из корыстных соображений сожительница… Рванул в п. Василёво Костромского района, когда там демонтировали ракету с ядерной боеголовкой, взорвав потом шахту… Предал гласности жуткую историю костромича, у которого при операции на сердце медики по халатности забыли тампон. Немало острых, разоблачительных статей было у Шевченко и о костромских чиновниках…

И, конечно, много писал Владимир материалов из зала суда. Тут он был докой, видел все подоплеки, недоработки следствия, предвзятость правосудия; как защитник порой требовал отвода судей, а однажды даже подал иск… на судью. При этом в газетных материалах Шевченко старался быть беспристрастным, не давил на читателя, не навязывал свое мнение. Его позиция была не оценочной, а складывалась из неоспоримых фактов. И – важное – даже тем, кого суд признал преступником, Володя в публикациях давал шанс в последующем что-то изменить. Лейтмотивом у него звучало: пока человек жив, многое можно исправить. Наверно, это и есть истинный гуманизм.

Кто-то считал Шевченко злым, сердитым, «вредным», а он словно ребенок ликовал, бегал абсолютно счастливый по городу и всем рассказывал, как удалось добиться правды, дать человеку опору, доказать, что тот не одинок в этом мире. Он помог выбить жилье, на которое те имели законное право, и своим коллегам – хлопотал за корректора Светлану Кузнецову, журналистов Алевтину Новикову и Аниту Антонову. Настаивал, требовал, стучался во все двери и не успокоился, пока дела не увенчались успехом.

Там, где другие осторожничали, Шевченко смело бросался в бой, прекрасно осознавая, что ему хорошо намнут бока. Когда в Костроме его уж очень сильно зажимали – резко, предупредив лишь одного-двух друзей, снимался с насиженного места. В 85-м и 97-м уезжал к родным в Севастополь, в 2000-х – в Омск.

Но Кострома его тянула, он всегда сюда возвращался, и всегда в ущерб себе – ухудшая из-за разницы в стоимости жилья в других регионах свои бытовые условия. Наверно, от такого образа жизни Володя даже испытывал драйв – тусклая однообразная жизнь точно была не по нему. Шевченко был смелым летчиком, смелым репортером и смелым человеком, который не боялся жизни во всех ее проявлениях и сам не пытался казаться лучше, чем есть.

Снимки В. Шевченко часто печатали «Волжская новь», «Костромской курьер», «Костромской край», «Костромские ведомости», «“Московский комсомолец” в Костроме», «Экологический вестник ОКО», центральные издания. А вот с тогдашним главным редактором «Северной правды» Алексеем Малаховым Володя судился – тот без согласования опубликовал его снимок, не указав авторство. Шевченко считал: не указал преднамеренно, из-за того, что он – персона нон грата в высоких кабинетах. Охотно покупали его снимки и художники – костромские и крымские – с живописными пейзажами русской природы. С них они, как с натуры, рисовали картины и успешно продавали.

На любимом велосипеде Володя забирался в самую глухомань. Он знал все ягодные места в округе, ездил туда полакомиться малиной и земляникой, заготовки впрок не признавал, считал полезной только свежее, вел здоровый образ жизни – бегал по утрам в любую погоду, не курил, был равнодушен к алкоголю. И все вылазки в лес обязательно сопровождались фотоохотой. «Как-то я попросил его показать мне ягодное место, и мы поехали с ним на моей машине за Гридино. “Там малиновка в кустах живет”, – восхищенно говорил он мне по дороге. Приехали, и он первым делом привел меня в малинник (“осторожно, т-сс”), раздвинул кусты, и мы увидели маленьких желторотых птенцов малиновки. Я набрал ягод для варенья, а Володя просто поел их и все», – вспоминает коллега Шевченко Николай Николаев.

Володя был из тех людей, которые умеют бережно, с особым благоговением общаться с природой, пройти по лесу, не примяв травинки, не сломав веточки. Многие снимки животных, насекомых, растений – свидетельство этой трепетной любви ко всему живому.

Шевченко в этом казался мне похожим на известного журналиста «Комсомолки» Василия Пескова. Творчество Пескова его интересовало, но, думаю, для Вовы не было авторитетов, он ни на кого не хотел равняться. Главным авторитетом для Шевченко был он сам – его понимание творческого поиска и реализации задумки. Так же и c газетными материалами – Володя никогда не брался за предложенную ему кем-то из коллег тему, даже по своему профилю. Любил находить все самостоятельно. Доверял только своему видению ситуации. Сам, сам и только сам!

Особая тема для Шевченко – религия. Тогда в Костроме шло выселение из Ипатьевского монастыря музейщиков, и общество разделилось в оценке ситуации. Часть костромичей осуждала священство и конкретно архиепископа Костромского и Галичского Александра за активное стремление вернуть «народное достояние» Церкви. Шевченко никогда открыто не демонстрировал своей позиции, как и своей веры, но всегда жестко пресекал разговоры о том, что «и в церкви все не так, все не так, как надо». И то, что именно ему доверили выполнение снимков для общероссийской «Православной энциклопедии» в 2001-м, не случайно. Получив благословение архиепископа, он сделал уникальную фотографию нашей знаменитой святыни – Федоровской иконы Божией Матери без оклада, которую ради этого кадра лишь на несколько минут, отключив сигнализацию, достали из киота.

«О том, что я испытывал во время съемки этой уникальной иконы, можно вспоминать много. Но лучше ничего об этом не говорить. Одно лишь подмечу – более ответственной и важной фотосъемки мне никогда не доводилось выполнять», – прокомментировал это событие Шевченко «Костромским ведомостям».

«Лучше ничего об этом не говорить» – слова человека, для которого разговор с Богом сугубо личное, закрытое от других. Для самого масштабного в мировом православии религиозного и историко-культурного издательского проекта «Православная энциклопедия» Владимир сделал множество снимков храмов, вместе с историком Николаем Зонтиковым ездил снимать в Кинешму и в Спасо-Геннадиев монастырь. Позднее труд Шевченко был отмечен церковной медалью Святителя Макария – за духовное просветительство.

Шевченко мог поймать нужный ракурс мгновенно, а иногда долго выбирал точку съемки, ждал лучшего освещения. Он рассказывал, как несколько часов простоял в центре Костромы у… обыкновенной дорожной лужи. В ней отражалось красивое историческое здание, но постоянный поток машин мешал воде устояться, отражение «плыло». Снимая высотные работы реставраторов на костромских храмах, Владимир и сам забирался в подъемники. Он вообще-то рисковал. И однажды за попытку сделать эксклюзивный кадр поплатился. Как-то у Макарьева он из машины увидел здание недавно сгоревшей фермы. Кинулся фотографировать, забрался на верхний пролет здания, но тот, видимо, от воздействия жары, стал некрепким, Володя рухнул вниз, сломав ногу. «Ты понимал, что это опасно?» – «Да, но я искал лучший ракурс».

Свои пленки и фотографии проявлял и печатал дома – в то время это много долгой, кропотливой работы, не всегда с предсказуемым результатом. В квартире у него была настоящая фотолаборатория – он же большую часть журналистской деятельности работал внештатно. Его боялись взять в штат, он был неуправляемым для начальства.

Так и главного редактора недавно тогда созданного «Костромского края» Сергея Абакшина предупреждали «знающие» люди: «Не бери Вовку фотокором, хлопот не оберешься». Абакшин лишь отмахнулся: «Какой может быть вред? Он же только фотографировать будет!» Но загнать в жесткие рамки своенравного Шевченко никому не удавалось – «только фотографировать» Володя не хотел. Он хотел во всем участвовать. Всегда куда-то бежал, всегда был полон творческой энергии, новых планов.

В работе он был очень скрупулезен, въедлив, дотошен порой до жути. Ошибок не допускал. И еще любил подстраховываться, обезопасить себя доказательствами, даже если этого и не требовали обстоятельства. На всякий случай. И не только по работе. Нам с ним пришлось участвовать сначала в поисках, а потом в опознании нашего погибшего коллеги – редактора «Экологического вестника ОКО» Лёни Абатурова. Тот – молодой, талантливый, красивый – погиб по стечению роковых обстоятельств недалеко от своей дачи у д. Вандышево Судиславского района. Найти его смогли только через полгода, когда в лесах полностью сошел снег, случайные люди. Опознание было в каком-то приспособленном под морг сарае Судиславской районной больницы без морозильных камер и вентиляции. После опознания я вышла на свежий воздух отдышаться, отойти от увиденного. И вдруг меня потянула за рукав родственница Лёни, которая тоже была на опознании: «Там Шевченко фотографирует труп Леонида!» Она была в шоке. Я ринулась к Вовке: «Зачем? Следователь сказал, что характер смерти – не криминальный!» Но Володя был тверд: «Мало ли что! Вдруг другие факты появятся, тогда фотографии могут пригодиться». Тяжело, конечно, было видеть эту сцену, и жутковато, но в словах Шевченко была логика и здравый смысл. Да, это был тот человек, который в доме повешенного говорил о веревке, чтобы докопаться до истины. После Володиной смерти этих снимков из судиславского морга в его архиве не обнаружилось, он их, видимо, позднее уничтожил за ненадобностью.

Не все в коллеги с ним мирились, кто-то не воспринимал совсем, кто-то не понимал и сторонился, кого-то он откровенно раздражал своим характером и манерами. Но и не признать очевидные успехи не могли. Так, журналистское сообщество назвало В.Ф. Шевченко лучшим журналистом области среди районщиков в 1998 г. (он тогда работал в «Волжской нови»).

«Он притягивал к себе скандалы, они сопровождали его всю жизнь, – вспоминает Николай Николаев, – потому что не терпел несправедливости. Любой факт попрания даже чужих прав воспринимал как пощечину лично ему. Так и говорил: “Об меня сегодня вытерли ноги!” Хотя обидели вовсе и не его, а другого человека». Мы смеялись: «Что, опять? Может, все дело не в обидчиках, а “в морде”, как в том анекдоте про мужика, который постоянно получал по физиономии из-за своего дурного нрава?» Володя недоуменно пожимал плечами, а потом смеялся вместе с нами.

Мы – небольшая группа сотрудников тогдашнего «Костромского края» – Володю любили, жалели из-за его житейской неустроенности, старалась поддержать. Но иногда ругали за эгоизм и себялюбие. При всей своей продвинутости в решении судебных дел, он так и остался большим ребенком – самолюбивым, обидчивым, эгоцентричным. «Он похож на Карлсона, который живет на крыше», – как-то пошутила его коллега журналистка Алевтина Новикова. Фразу в духе этого мультперсонажа: «Давайте поговорим о самом интересном – обо мне», – Володька произносил на полном серьезе. А еще при каждой встрече спрашивал: «Ну что там обо мне говорят?» И если слышал: «Ничего!» – сразу потухал, ему нравилось быть в центре всеобщего внимания.

Порой мы ему выговаривали: ты притягиваешь проблемы, потому что ведешь себя иногда как ненормальный. Он, зная, что мы желаем ему добра, беспокоимся о нем, не обижался, спрашивал: «Почему?» – «Потому что ты ведешь себя не как все». Он на это отвечал: «А что такое нормальный? Может, это вы все ненормальные, а я один нормальный?! То, что вас большинство, не говорит о том, что вы – нормальные». Так этот вопрос приобретал уже философский смысл. Ведь, действительно, что есть норма и всегда ли право большинство? Как там пел Окуджава: «Дураки обожают собираться в стаю <…> А умный в одиночестве гуляет кругами»?

…Последний скандал случился уже после смерти Володи. После переезда из Омска в Кострому денег хватило лишь на небольшую квартиру в старом фонде на ул. Ивановской. Жилье с частичными удобствами в довольно убогом двухэтажном деревянном доме на 1 этаже. Условия бомжеватые, но Володя радовался, он вообще довольствовался малым: Волга, центр города близко, соседи мирные, во дворе яблоня и вишня – с фруктами-ягодами буду! Но пожил он тут недолго. Несмотря на здоровый образ жизни, с ним случился инсульт с частичной парализацией. Он несколько выправился, даже продолжал делать снимки на заказ. Кто-то из общих знакомых сказал, что видел из автобуса Шевченко пьяным – шатаясь, тот переходил улицу на красный свет. Но Володя не пил. Выяснилось: от инсульта серьезно нарушилось зрение. И с его любимым фотоделом из-за этого тоже начались проблемы, причем сам он не сразу это осознал. А потом случился второй удар – уже смертельный. Жил Володя один, обнаружили его не сразу, драгоценное время было потеряно. Похоронили Владимира на заволжском кладбище Костромы, у самой ограды к мосту путепровода.

А спустя несколько месяцев после похорон неожиданно разгорелась борьба за его наследство. Квартиру на ул. Ивановской Владимир завещал двоюродной сестре из Москвы, та после его смерти через риелтора сдавала жилье по найму. Но вдруг объявилась некая Ирина Шартон, называвшая себя юристом и правозащитницей. И заявила, что она – гражданская жена Владимира Шевченко. Квартирантов выставила за дверь, врезала новый замок и заселилась в жилье с матерью-старушкой и взрослым сыном. Шевченко никогда не был женат, хотя ухаживал за женщинами, а в молодости чуть не женился. (Даже уже была назначена свадьба, но он сбежал из-под венца, поняв, что не сделает счастливой супругу.) А тут вдруг появилась – и уже не жена, а вдова. Родственникам с трудом, с помощью полиции, удалось выселить Шартон. Однако та не успокоилась – потребовала через суд признать ее членом семьи умершего журналиста, заявив, что они вели совместное хозяйство, даже расписаться собирались, да не успели из-за болезни жениха. Вызванные в качестве свидетелей коллеги и друзья Володи Ирина Цветкова, Алевтина Новикова, многочисленные знакомые Шевченко дали показания, что никакой «гражданской жены» с ним и близко не было. «Да, нечасто в стенах суда случались подобные веселые заседания. Вся выстроенная “вдовой” доказательная база лопалась с комическим треском», – прокомментировала процесс в «Голосе народа» Алевтина Новикова. Лже-вдова суд проиграла. Думаю, если б Володя видел все это с небес, то аплодировал бы стоя: справедливость восторжествовала! Все, как он любил! И о нем опять говорили!

…Некоторые называли Шевченко костромским Дон Кихотом. Сходство есть – оба бессребреники, люди с чистыми помыслами, без мути в душе, борцы за справедливость. И еще – непритязательные в быту: Шевченко, получив в начале 90-х благодаря мэру Борису Коробову свою первую в жизни квартиру на ул. Войкова, долгое время спал там на полу на списанном общежитском матрасе, а когда тот совсем истончал, свернул его вдвое, чтобы помягче было, и продолжил пользоваться. Но Володя, в отличие от героя Сервантеса, жил в реальном мире, адекватно оценивал происходящее, хорошо разбирался в людях. Юные журналисты «Костромского края» называли его иначе – «Шеф», сократив фамилию и изменив в ней последнюю букву, хотя «шефом»-начальником он им не был, да и не стремился к чинам и званиям, в ином видя свое призвание. Но те обращались к нему, как опытному старшему товарищу, в сложной ситуации, не зная, как ее подать читателям, на чем акцентировать внимание. «Шеф» тут же отвечал своим коронным вопросом: «А что тут непонятного?» – и моментально все раскладывал по полочкам…

…Думаю, Володя прожил счастливую жизнь. Он был творцом. Всегда – в гуще событий. Никакой рутины. Всё – по гамбургскому счету. Жил так, как хотел жить. О чем еще мечтать?

Опубликовано: 11.08.2025

Фотографии В.Ф. Шевченко

Живая природа

Костромские репортажные сюжеты

Омские мотивы