loading...

И. А. Овчинина
Национальный характер в исторических пьесах драматурга

Исторические произведения А.Н. Островского отразили целую эпоху отечественной истории, насыщенную сложными и противоречивыми коллизиями. Драматург всегда проявлял интерес к прошлому, изучал исторические труды, пытаясь глубже понять государственную и частную жизнь россиян минувших эпох. И в этом отношении историческим пьесам принадлежит особая роль, поскольку в них запечатлены исконные черты русского народа, определившие во многом дальнейшую его судьбу. Драматург утверждал: «Еще сильнее действуют на свежую публику исторические драмы и хроники: они развивают народное самопознание и воспитывают сознательную любовь к отечеству ... Историк передает что было: драматический поэт показывает, как было, он переносит зрителя на самое место действия и делает его участником события» 1. Писатель стремился уяснить истоки культурно-эстетических и морально-этических представлений народа, понимая, что они кроются в глубине истории. Он всегда оставался страстным борцом за демократический театр, выступая с просветительских позиций.

Созданию исторических произведений предшествовало у Островского изучение различных исторических материалов. «История государства российского» Н.М. Карамзина, труды И.Е. Забелина, С.М. Соловьева, А.П. Щапова, «Летопись о многих мятежах», «Акты археографической экспедиции», «Акты исторические», «Акты, относящиеся до юридического быта древней России», «Иное сказание о самозванцах», «Никоновская летопись», «Собрание государственных грамот и договоров» — вот далеко не полный перечень того, с чем внимательно знакомился драматург 2. Проникая в особенности жизненного уклада прошлого, Островский включал в тексты пьес грамоты, указы, вводил в состав действующих лиц шутов, скоморохов, юродивых, глашатаев, т. е. то, что соответствовало изображаемой эпохе и отвечало уровню сознания народа.

Исторические и политические проблемы драматург рассматривал в тесном единстве с повседневной, будничной жизнью русских людей. Они показаны не только в моменты подъема патриотических или свободолюбивых настроений, но и в семейных заботах, в интимных переживаниях. Это качество придавало пьесам Островского особую яркость красок, теплоту и живость. Кроме того, «в отличие от большинства современных ему русских писателей, Островский видел Россию не как страну деревень и усадеб, а как страну древней, исконной городской культуры» 3, — отмечает Л.М. Лотман.

Художественное воплощение различных свойств быта и характеров выразилось в синтезе живого и выразительного языка, нарядности и цветистости предметного мира. Внимание драматурга направлено на пластику адекватного словесного выражения нравственных коллизий и внутренних ощущений персонажей. Одним из сильных моментов эстетического воплощения стала заложенная в тексте возможность сопереживания читателями, зрителями, изображаемых событий.

Созданные в 60-х годах исторические хроники «Козьма Захарьич Минин, Сухорук» и «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» связаны историко-литературными нитями с трагедией Пушкина «Борис Годунов» и художественным опытом Шекспира, воплотившими принцип творческой свободы. О сознательном следовании традициям Пушкина говорит и то, что хроники написаны белым пятистопным ямбом.

В хронике «Козьма Захарьич Минин, Сухорук» (первая редакция опубл. в № 1 журнала «Современник» за 1862 г.) 4 Островский нарушил существовавшую традицию, в соответствии с которой на историческом материале создавались трагедии, как, например, у Шекспира. Драматург представил историю не в столкновении исторических личностей, исключительных характеров, которые проявили бы себя в эффектных эпизодах, не в острой борьбе социальных и политических коллизий эпохи, но в эпически развернутом изображении событий отечественной истории.

Для хроники Островский выбрал очень важный момент эпохи Смутного времени, когда особенно наглядно проявилась активная роль массового патриотического движения в борьбе с польской интервенцией 1611-1612 гг. — сбор народного ополчения в Нижнем Новгороде. Такая тема потребовала необычного для Островского сценического решения: до сих пор драматург изображал, как правило, частные формы жизни, писал пьесы со сравнительно ограниченным количеством персонажей, а в хронику о Минине включил массовые сцены, передающие образ мыслей нижегородцев, их настроения и переживания. Драматург показал не безликую и статичную массу, а сознательно действующих людей, среди которых выделяются индивидуализированные лица: степенный и рассудительный Аксенов, стыдливый Губанин, жадный и эгоистичный Лыткин, любитель поспорить Темкин и др.

В жизни народа бывают времена, когда он остро начинает чувствовать свою причастность к истории, к судьбе страны. Такие периоды становятся переломными, влияют на самоощущение нации, вносят новые штрихи в народную психологию. Островский показал момент, когда все социальные слои объединились в порыве освободить Россию от иноземцев, и в этом обнаружились их лучшие качества. Нижний Новгород изображен как город, вобравший в себя вольнолюбивый дух древних Новгорода и Пскова.

Такой взгляд на события 1612 г. был близок И.С. Аксакову, отметившему в 1863 г.: «Русский народ не ветрен, не легкомыслен, это все знают… мужественный, разумный, бодрый, он отличается наклонностью к миру и долготерпением. Народ по преимуществу бытовой, он не снедаем политическим честолюбием, жаждою завоеваний и воинских успехов, как, например, соседи его, поляки» 5. По мнению Аксакова, «эпоха изгнания поляков из Москвы и воссоздания русского государственного бытия есть, без сомнения, эпоха лучшей народной деятельности в нашей истории, наша слава и наша гордость» 6.

Интересна точка зрения историка И. Забелина, высказанная им в работе «Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время»: «В общих чертах "Смута" представляет явление весьма своеобычное. Это не революция, не перестановка старых порядков по новому. Это только глубокое потрясение, великое шатание именно государства ... в это время всесторонним банкротом оказался не народ, а само правительство, сама правящая и владеющая власть ... между тем, как народ-то именно обнаружил такое богатство нравственных сил и такую прочность своих исторических и гражданских (именно гражданских) устоев, какую в нем и предполагать было невозможно» 7.

Борьбу нижегородского ополчения Островский трактует как национально-освободительное движение и как борьбу за «молодшую, обидимую братью». Такой подход весьма красноречиво свидетельствует о взглядах автора, для которого народ — понятие не социальное, а национальное. Это — и простой люд, и купечество, и бояре, и воевода Алябьев, и князь Пожарский.

В соответствии с законами жанра в исторической хронике события выстроены в хронологической последовательности; «организующей силой сюжета предстает сам ход времени, которому подвластны действия и судьбы персонажей» 8. Сюжет раскрывается в чередовании сцен; действие свободно перемещается из интерьера на городскую площадь. Воссоздается не просто коллективный образ народа, но отражено и движение раскрепощенного коллективного разума, развитие чувства патриотизма и национальной свободы.

Поэтому важной составляющей произведения стали массовые сцены, каких доселе у Островского практически не было. Функциональное значение массовой сцены определяется синкретизмом драматического вида искусства, вобравшего в себя элементы литературно-словесного и театрально-сценического творчества. Массовая сцена органически включается в структуру драматического действия, конфликта, сюжета и композиции. И, конечно, в ней сосредоточены важнейшие событийные узлы.

В русской исторической драматургии народ нередко предстает силой, активно включающейся в ход истории, в борьбу за святую вольность («Марфа посадница, или Покорение Новагорода» Ф. Иванова), в борьбу против тирании («Радамист и Зенобия» А. Грибоедова, «Аргивяне» В. Кюхельбекера), против притеснителей-иноземцев (пролог к трагедии «Богдан Хмельницкий» Рылеева, «Альфред» Гоголя). Черты исторического и этнографического свойства лишь усиливаются в массовых сцена, поскольку в них на первом плане находится психология не отдельной личности, а массы и подчас — целого народа. Островский, тщательно работая над массовыми сценами, придавал им исключительную роль. Воскрешая события 1611-1612 г., он отразил народную боль, вызванную угрозой, нависшей над Москвой и всей Россией. При этом крупные мазки, общие черты не стирают, а напротив, выявляют индивидуальное.

«Козьма Захарьич Минин, Сухорук» — пьеса с центральным героем-резонером. Идейным и композиционным центром произведения является Козьма Минин, земский староста Нижнего посада, выдвинутый народом за честность, патриотизм, ораторский дар, организаторские способности. Он объединяет людей и организует ополчение, ему принадлежат очень важные слова о России. Он — подлинно народный герой, с явными чертами харизматического лидера 9. Драматург постоянно показывает Козьму Захарьича в гуще нижегородского люда, как среди беднейшей части, так и в окружении знати. В этих сценах драматург передает настроение и направление мыслей нижегородцев. Можно сказать, что хроника построена по принципу crescendo, когда от сцены к сцене нарастает напряжение.

В третьем явлении второго действия Козьма говорит о необходимости для успеха дела обратиться к народу:

Себя забудь и дел своих не делай!

На улицу, на площадь, на базары,

Где есть народ, туда ты и иди! (т. 6, с. 44).

Действие всего четвертого акта происходит на площади в Кремле. Стержнем этой части хроники является реакция народа на грамоту, доставленную из Сергиева монастыря. Образ мыслей людей передается в так называемых проходных персонажах; это — старик и женщина, четверо нижегородцев, две женщины. Так создается калейдоскоп лиц, мнений, оценок, атмосфера тревоги и понимания, того, сколь сложна ситуация, когда «Москва гибнет», «гибнет вера православная» (т. 6, с. 77).

Рядовые горожане готовы «до смерти стоять» за Москву, за государство, за православную веру. Здесь автор опирается на характерные для русской художественно-эстетической мысли и христианской этики представления о сущностных основах бытия. Православному сознанию присуще убеждение в вечной жизни души; земная жизнь — это лишь подготовка к вечности, когда за все деяния придется держать ответ перед Богом. И люди готовы в ответственный момент за веру православную «хоть сейчас умирать!» Они понимают: «Потому, коли ты за веру пострадал, небесное царствие наследуешь» (т. 6, с. 77). В третьем явлении четвертого действия воевода дает народу такую характеристику:

С таким народом можно дело делать

Он плачет. Но, взгляните, эти слезы —

Не хныканье старух и стариков;

В них сила страшная ... (т. 6, с. 78).

В пятом явлении Минин обращается к народу: «Поможем, братья, родине святой!» И в ответ нижегородцы клянутся: «Заложим жен! Детей своих заложим!» (т. 6, с. 80); «Все отдадим! — Теперь не до нарядов! В нарядах суета мирская ходит!» (т. 6, с. 81). До конца четвертого действия продолжается сбор средств на ополчение, когда люди несут «сундуки и ларцы», когда и юродивый отдает свои последние копеечки.

В тяжелую годину общее становится личным, личное — общим. Островский изображает жизнь, которая имеет открытый характер, проходит на миру. Положив в основу произведения исторический факт (сбор нижегородского ополчения), драматург создал пьесу, максимально приближенную к народному мироощущению.

* * *

В общем узоре комедии «Воевода (Сон на Волге)» (1885) 10, кроме исторических материалов, нашли место бытовые и лирические песни, былина, сказка, обрядовая поэзия, духовные стихи, пословицы, поговорки, народная драма «Лодка» — они оказались необходимы для точного и яркого воспроизведения эпохи середины XVII столетия и обогатили поэтику жанра лирико-бытовой драмы. Здесь переплетены две творческие тенденции: расширение исторического плана в изображении частной жизни и углубление линии политических событий. Бытовые и внутриобщественные отношения не просто выстроены автором на историческом материале, но осмыслены в рамках социальной системы определенного времени, когда господствовали произвол и деспотизм воевод. Об их практически неограниченной власти историк В. Ключевский писал: «Воевода не собирал кормов и пошлин в размерах, указанных уставной грамотой, которой ему не давали; но не были воспрещены добровольные приносы "в почесть", и воевода брал их без уставной таксы, сколько рука выможет. В своих челобитных о назначении соискатели воеводских мест так напрямки и просили отпустить их в такой-то город на воеводство "покормиться"» 11.

Воевода Нечай Григорьевич Шалыгин изводит людей беззаконными действиями; неограниченная власть позволяет ему мучить народ поборами, оскорблениями, вмешиваться в дела горожан, в их семейные отношения. И на это самовластье люди отвечали либо разбойничеством, либо пустынничеством — своеобразной формой протеста в XVII столетии. Ушел в разбойники Роман Дубровин (у которого воевода увел жену Ольгу в свой терем) и под именем Худояра прославился как предводитель разбойников. Ясно, что автор несколько романтизирует своего героя: «рук не кровянил; / А на богатых кладет оброк, /Служилых да подьячих не жалует» (т. 6, с. 165). Поддерживает Романа и Степан Бастрюков, которого воевода разлучил с невестой, позарившись на ее красоту.

Островский ярко передает быт русского терема, особенности воспитания девушек и семейного положение женщины. В исторических пьесах автор повернул театр к народной жизни, к национальному характеру, включив в сценическое пространство чисто бытовые детали, имеющие при этом эстетическое, нравственное и сюжетное значение, поскольку он воспринимал быт как главную основу человеческого существования.

Бунтарский дух народа воплотился в сильных, вольнолюбивых характерах. Но Островский истинным бунтарям противопоставляет воров, мошенников, на которых, как выясняется, власть опиралась в борьбе с теми, кто оказывал сопротивление беззаконию и произволу (об этом говорится, в частности, в прологе).

Все обитатели большого волжского города наделены жизнелюбием, смекалкой, выдумкой. Бойкие на язык горожане сохранили остроту чувств и трезвость ума. Чтобы одурачить воеводу, они наряжаются скоморохами, крестьянами, хитрят, ловчат. Ситуация толкает их на различные мистификации, увертки, уловки.

Человек XVII в. показан в нерасторжимой связи с верованиями, обрядами, приметами, но также и с природой. Над Волгой «думу думал / И с соловьями речи говорил» Роман Дубровин (т. 6, ñ. 182). Вспоминая мужа, Олёна горюет:

А где Роман гуляет,

Где буйною головушкой качает,

Печет ли солнышко, дождик ли сечет

Ясного сокола ... (т. 6, с. 69).

Волга прочно вошла в сознание героев. На ее берегу развертывается действие; по Волге плывут лодки со слугами Степана Бастрюкова; намеренно уронила в реку фату Олёна, чтобы встретиться с Марьей Власьевной. Волга — река вольных людей, протестующих против деспотизма воеводы Нечая Шалыгина.

Колоритны в пьесе и персонажи, и природа. Островский, можно сказать, живописует обстановку, расширяет функции ремарки, превращает их в выразительные многоплановые описания. Эстетическая концепция писателя, сложившаяся к тому времени, опиралась на единство непосредственного драматического действия и художественного решения сценического пространства. Ремарки в «Воеводе» превращаются в узорчатые картины. Городская площадь показана с Гостиным двором, с городской стеной, которая «постепенно понижается к правому углу». Каменная ограда, ворота, крыши домов — реалистический образ города, за которым «видна Волга» (ò. 6, с. 114). В других сценах ремарки содержат описание либо ущелья в лесу с конкретными деталями (гора, овраг, монастырь), либо сада Власа Дюжого («терем с выходом и крыльцом»; тын, с которого «виден берег Волги») и т.п. Многоплановое пространственное решение отличает и сцену сна Домового.

Драматург тщательно продумывает убранство сцены, декорации, не отделяя текст от сценического искусства. Декорации, по мнению Островского, «необходимы не только для блеска обстановки, но и для правдоподобия изображаемой в пьесе жизни ... Как в жизни мы лучше понимаем людей, если видим обстановку, в которой они живут, так и на сцене правдивая обстановка сразу знакомит нас с положением действующих лиц и делает выведенные типы живее и понятнее для зрителей» (т. 10, с. 233).

* * *

Всего за четыре месяца, вдохновленный успехом «Воеводы», Островский пишет высокохудожественную хронику «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» (1866), увидевшую свет на страницах журнала «Вестник Европы» (1867. № 1).

Эпоха Смутного времени чрезвычайно интересовала и литераторов и историков. Одним из фундаментальных исследований, с которыми познакомились подписчики «Вестника Европы», был труд Н.И. Костомарова «Смутное время Московского государства», печатавшийся на протяжении почти двух лет (1866–1867). Историк нарисовал впечатляющую картину общих бед и страданий, обрушившихся на русскую землю. И не удивительно, что в отдельных критических отзывах высказывалась мысль о том, что хроника Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» написана по материалам труда историка. Однако сам Костомаров решительно не соглашался с теми современниками, которые отказывали драматургу в самостоятельности 12.

В исторической литературе — и на Западе и в России — сложилась некая традиция, в соответствии с которой Самозванец изображался как, хотя и «не имеющий юридического права на престол», но «реформатор, не понятый народом» 13. Островский смотрит на историю иначе — без морализаторства и без каких-либо политических аллюзий. Построив хронику на столкновении в борьбе за власть двух неординарных и сильных личностей — Василия Шуйского и Дмитрия Самозванца — драматург важнейшую роль отвел теме общенародной судьбы. В итоге все притязания на престол оцениваются в пьесе с учетом исторической перспективы, будущего России и положения народа.

Хроника «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» — новый шаг Островского в мастерстве изображения исторического прошлого. Персонажи предстают людьми со сложными характерами; острый конфликт придал действию драматическую напряженность; глубокий психологизм наполнил произведение истинными страстями. В хронике зазвучали раздумья о сущности самодержавной власти, об участии народа в историческом процессе. Сословные раздоры, повсеместное разорение, смута, политическая и экономическая нестабильность стали почвой для осуществления честолюбивых замыслов и стремления к власти.

Островский стремился передать сложность характеров исторических героев. В облике Лжедмитрия черты авантюрности (пылкость, легкомыслие и т.п.) отодвинуты как бы на второй план. Шуйский прежде всего — расчетливый, трезвый политик. Но и тот и другой пытаются манипулировать мнением народа, понимая, что без его поддержки им своих намерений не осуществить. Драматург показывает и то, как постоянно меняется настроение народа: вначале он поддерживает Дмитрия Самозванца, но затем отворачивается от него — за предательство православной веры и обычаев старины, за неуважение и нарушение традиции своей страны. Российская проблематика изображаемой эпохи перерастает границы только национального и трактуется автором как политическая ситуация, характерная для эпох смут и мятежей. Подобные эпохи всегда чреваты социальными взрывами, народными бунтами, кровавыми потрясениями. Таким образом, Островскому удалось подняться на уровень социально-политического и философского осмысления эпохи.

Поскольку Самозванец стал орудием в руках русской знати и поляков, он неизбежно обречен на поражение. Шуйский намного опытнее и хитрее его. Он просчитывает каждый шаг; хладнокровный и деспотичный, он обладает большим опытом политической борьбы и готов добиваться престола — «умом, обманом, даже преступленьем» (т. 7, с. 22). Трезвый расчет придает Шуйскому уверенность в своем успехе и понимание роли каждого социального слоя:

Боярство — Русь великая, а земство

Идет туда, куда ведут бояре.

Народ возьмет, что мы ему дадим,

И будет знать, что мы ему велим… (т. 6, с. 89-90).

Почти все массовые сцены в хронике отмечены эмоциональной напряженностью, событийной насыщенностью. Народ здесь не безлик и не безгласен. Его можно запутать, запугать, обобрать, но он размышляет и пытается понять происходящее. В этом плане творческой находкой драматурга стал образ Федора Калачника. Народ выступает в произведении как активный участник истории, как подлинный патриот, отстаивающий интересы родины. В отличие от разного рода политических интриганов, для народа свобода, отечество, земля родная — это не просто слова, это его состояние, основа жизни и мироощущения.

Везде, где звучали произведения писателя, за ним следило недреманное око. 26 марта 1867 г. в III Отделение было отправлено агентурное донесение: «Вчера в зале Бенардаки известный драматург Островский давал литературный вечер в пользу Литературного фонда… читал отрывок известного своего сочинения "Дмитрий Самозванец и Шуйский", не заключающий, впрочем, в себе ничего особенно замечательного, и если чтение сопровождалось аплодисментами, — то они вызваны были скорее личностию автора, нежели его произведением. Публики на этом вечере, кончившемся в 11 часов, было около 400 человек, и вся она по преимущества состояла из лучшего круга нашего общества» 14.

* * *

«Драматическая хроника в стихах (Сентябрь и октябрь 1608 г.)» так обозначил Островский жанр и место действия в пьесе «Тушино» (1866), впервые опубликованной в журнале «Всемирный труд» (1867. № 1). По теме (самозванство, борьба за власть) хроника близка предыдущей. Драматург соединил здесь историко-политическую проблематику с частной, показав, как борьба за русскую государственность повлияла на судьбы конкретных людей — на семью московского дворянина Дементия Редрикова и ростовского воеводы князя Т.Ф. Сеитова. Пьеса «Тушино», к сожалению, мало привлекает внимание исследователей, однако, она весьма показательна: драматург изобразил сложное психологическое состояние народа в условиях нестабильности, полной невозможности понять, кто прав, кто виноват. Мало того, подчас людей захлестывают страсти, толкающие их на необдуманные поступки; они оказываются в плену своих обид, которые им кажутся более важными даже в период общенациональной беды. Так, Максим Редриков, оскорбленный воеводой Сеитовым и движимый чувством мести, уходит в тушинский стан Самозванца, не задумываясь над слишком большой моральной ценой своего поступка. Он готов отступить от клятвы, данной царю (Василию Ивановичу Шуйскому), готов быть с теми, кто совершает надругательство над святынями, над чувствами православных людей.

Тушинцы, к которым ушел М. Редриков, изображаются как «гнездо разбойничье»; они убивают священников, нападают на храмы, постоянно затевают между собой драки, которые заканчиваются кровопролитием. А Дмитрий («тушинский вор», как назван здесь самозванец), несмотря на предостережения («Не трогай Троицы Живоначальной / Монастыря святого!») и собственные колебания («Народ московский / Заговорит, что я не чту святыни»), легко принимает доводы великого гетмана, князя Рожинского:

Ты хочешь,

Чтоб у тебя была святыня эта,

Так надо взять ее — и мы возьмем.

Вот мысль твоя… (т. 6, с. 173).

И он отдает приказ взять Троицкий монастырь силой.

Но даже среди этих разбойников есть те, кто понимает, что придется отвечать перед Богом за святотатство, а также за отступничество от престола. Атаман донской Епифанец готов скорее идти домой, «замаливать свой грех, покуда жив», так как у россиян есть одно «святое дело — крушить татар ногайских», а не бороться с монахами. Ему вторит Максим Редриков:

А год бороться с Богом

И каждый день, вставая и ложась,

На те ж кресты молиться, по которым

Из пушек бьем; сшибать колокола

И с музыкой ходить против святыни,

Разбойником быть мало, — окаянным

Быть надобно… (т. 7, с. 193).

В своем новом художественном опыте Островский показал общенациональную драму в наиболее острый момент «смуты»: когда народ оказался в центре глубочайших противоречий, запутанной политической ситуации, в которой он не в силах разобраться и из которой не видит выхода. Люди привыкли жить в соответствии с принятыми традициями и нормами. Их жизненный уклад формировался постепенно и не претерпевал заметных изменений. Борьба же за власть между Василием Шуйским, постоянно слабеющим, и Лжедмитрием, ставшим орудием в руках поляков, устремившихся к русскому престолу, непонятна народу, переживающему трагедию в кризисный для России момент.

* * *

К 200 летию русского театра драматург пишет пьесу «Комик XVII столетия» (1872; напечатана в № 1 «Отечественных записок» за 1873 г.). Действие происходит в 1672 г. В веселом, комедийном ключе здесь высказаны заветные мысли писателя о театре и его представления о природе актерского искусства. С увлечением истинного знатока русской истории и театра, глубоко понимающего национальные качества быта и психологического склада народа, Островский изображает жизнь как всеобщее творчество, в основе которого лежит стремление внести в обыденность веселую игру, элемент зрелищности, потребность к созиданию и гармонии. В развитии действия пьесы соединились картины повседневного существования патриархального мира с особой сюжетной линией, отражающей жизнь русского театра, а точнее — момент его зарождения.

Эмоциональный строй комедии выразился в изображении веселой суетности повседневности, когда самые обычные люди начинают относиться к жизни как к игре, которая сопровождала значимые этапы жизни человека и которая наполняла особой энергией. Заряд веселости и бытовой театральности пронизывает пьесу с первых сцен, где каждый персонаж ведет свою игру.

Добровольно поступивший в театральную труппу писец Посольского приказа Яков Кочетов, наделенный несомненным талантом, боится отцовского гнева, так как знает отношение родителей к лицедейству. Он осторожно подготавливает грозного главу семейства к предстоящему известию о своем занятии: «Навяжут мне невесть какую службу: / По нраву ли придет тебе?» (т. 7, с. 301). Не догадываясь о характере занятий сына, Кирилл Панкратьич Кочетов (подъячий приказа Галицкой чети), успокаивает его, но одновременно и предостерегает:

Не бойся.

Учись, служи и делай, что укажут.

Одно блюди и помни: православным

Родился ты; обычай иноземский

Узнать не грех, перенимать грешно;

А паче их забавы, в них же прелесть

Бесовская сугубая… (т. 7, с. 302).

Яков растерян — надо и боярам подчиниться, и запрет отца не нарушить:

Боярские приказы разбирать

Не смеем мы; велят плясать, запляшешь ...

А стать плясать, тебе не угодишь.

Сам того не ведая, отец обозначил появившуюся в жизни русских людей коллизию: противоречие между домостроевскими правилами и новыми тенденциями, для которых в общественной и культурной жизни существовала благодатная почва.

Русские люди, восприимчивые, эмоциональные и талантливые, в театре обрели возможность реализовать свой дар — в качестве актеров или зрителей. Почти все персонажи комедии так или иначе играют, надевают на себя своего рода маски. Так, Наталья, дочь вдовы из городского дворянства, представляется то робкой смиренницей, покорной воле матери, то (когда того требует ситуация) дерзкой ослушницей.

Мягкий юмор пронизывает сцены договора о приданом, где проявляется лукавство героев, стремящихся добиться наибольшей для своей стороны выгоды. Поначалу все дело едва не разладилось из-за неуступчивости матери невесты, вдовы Перепечиной и отца жениха — Кириллы Панкратьича Кочетова. Но спасает положение бойкий ум Натальи, ее живой характер, смелый и озорной, ее умение воспользоваться ситуацией, когда она все подстраивает таким образом, что мать вынуждена согласиться на ее брак со «скоморохом» Яковом Кочетовым. Драматург, как и в других своих пьесах, ярко изображает домостроевские порядки, семейные отношения, где существует своя строгая иерархия. Не случайно Яков, выросший в домостроевской атмосфере, испытывает страх перед отцом, более всего боится, что занятия комедийным искусством у немца Грегори вызовут его гнев и проклятия.

Юноша наделен актерским талантом, он искусно изображает перед товарищами и своего отца, и ловко пародирует разных людей. Он обладает комедийным даром, чувствует слово, умеет создать сценическую иллюзию. За это его ценит Грегори: «Без Якова не можно и не будет / Комедия готова». Взять на его место другого — значит загубить представление: «Разве / Талент башмак, что можно их менять, / Один долой, другой надел?» (т. 7, с. 336).

Комедийные представления, как показывает драматург, понятны народу, в них автор и его герои видят силу, способную положительно воздействовать на человека. Боярин Матвеев мечтает о том, чтобы на смену «бабенкам скверным», бездарно кривляющимся и поющим «песни срамные» в угоду боярыням и их дочерям, которые «с младенчества девичий стыд теряют», пришли настоящие артисты и настоящее искусство:

Пора сменить шутов, шутих и дур

Неистовства на действа комедийны.

………………………………………………

Простой народ, коль верить иноземцам

В комедии не действо, правду видит,

Живую явь: иного похваляет,

Других корит, и если не унять,

Готов и сам вмешаться в действо.. (т. 7, с. 326).

С большим трудом преодолевалось сопротивление тех, кто видел в театре бесовское начало, медленно менялось сознание людей, хотя инстинктивно многие тянулись к этому искусству. Островский знал, как велика художественная ценность драматического слова. Яков Кочетов, почувствовав в себе дар комедианта, «скомороха», не побоялся проклятия отца и стал артистом. Он побеждает невежество, непонимание благих начал лицедейства, ибо, как утверждает его наставник Грегори:

Но больше честь, достойно большей славы

Учить людей, изображая нравы… (т. 7, с. 363).

Историческому репертуару Островского было присуще чувство времени; его приметы, точно схваченные и запечатленные в бытовых коллизиях, позволяют судить о масштабности дарования писателя, обозначившего основные качества миросозерцания русского человека. В своих исторических пьесах драматург поставил новые задачи перед театром, создав произведения, наполненные массовыми сценами, часто сменяющимися эпизодами, и тем самым значительно расширил охват событий, придал им динамизм. Учитывая возможности сцены, Островский опережал время, подталкивая театр к поиску постановочных средств. И национальный характер засверкал новыми красками, не менее яркими и точными, чем в пьесах, обращенных к современности.

примечания (1-14)

1  Островский А.Н. Полн. собр. соч.: В 12-ти т. М., 1978. Т. 10. С. 138. Далее сноски на это издание даются в тексте с указанием тома и страниц.

2  Об источниках хрониках см.: Кашин Н.П. Этюды об Островском. М., 1912. Т. 1. С. 153-184; Уманская М. Русская историческая драматургия 60-х годов XIX в. Вольск, 1958. С. 129-130; Ревякин А.И. Искусство драматургии А.Н. Островского. М., 1974. С. 137-140; Лотман Л.М. Комментарий // Островский А.Н. Полн. собр. соч.: В 12 т. М., 1976. Т. 6. С. 564-565; Овчинина И.А. А.Н. Островский: Этапы творчества. М., 1999. С. 125-166.

3  Лотман Л.М. Русская историко-филологическая наука и художественная литература второй половины XIX в. // Рус. литература. СПб., 1996. № 1. С. 32.

4  Первая редакция пьесы «Козьма Захарьич Минин, Сухорук» не увидела сцены. Вторая редакция была опубликована в изд.: Островский А.Н. Полное собрание сочинений. М.: Просвещение, 1904. Т. 4. Драматург «вынужден был из-за цензурных опасений несколько ослабить в речах Минина то, что свидетельствовало о связи с народом и сочувствии его страданиям, а также обличение бояр», — пишет в Примечаниях А.И. Ревякин // Островский А.Н. Собрание сочинений: В 10 т. М., 1959. Т. 3. С. 426. Во второй редакции «Минин» впервые был показан в Петербурге в Александринском театре 9 дек. 1866 г. В статье, публикуемой в настоящем сборнике, рассматривается первая редакция хроники.

5  Аксаков И.С. Собр. соч.: В 7 т. М., 1886. Т. 4. С. 142-143.

6  Там же. С. 145.

7  Забелин И. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. М., 1883. С. 1.

8  Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С. 487.

9  Не случайно А.И. Ревякин замечает: «Подобно великану древнегреческой мифологии Антею, черпавшему силы от прикосновения к земле, своей матери, Минин вдохновляется на историче-ский подвиг моральной чистотой и духовной мощью трудового народа» (Ревякин А.И. Искусство драматургии А.Н. Островского. М., 1974. С. 123).

10  Комедия «Воевода» имела две редакции — 1865 и 1885 г. В печати вторая редакция (о которой здесь идет речь) появилась в 1890 г., в 4-м томе «Сочинений А.Н. Островского», изданных В. Думновым. Сопоставление двух редакций «Воеводы» см.: Ревякин А.И. Искусство драматургии А.Н. Островского. С. 136-137.

11  Ключевский В.О. Курс русской истории: В 9 т. М., 1988. Т. 3. С. 140.

12  См. об этом: Бочкарев В.А. А.Н. Островский и русская историческая драма // Учен. зап. Куйбыш. гос. пед. ин-та. Филол. науки. 1955. Вып. 13. С. 77-78; Ревякин А.И. Искусство драматургии А.Н. Островского. С. 138.

13  См.: Машинский С. Наследие и наследники. М., 1967. С. 315-316.

14  ГАРФ. Ф. 109. Оп. 2. Ед. хр. 2279. Л. 3-3 об.

Архив страницы: http://web.archive.org/web/20120107214240/http://kostromka.ru/revyakin/literature/136.php

ТЕАТР ОСТРОВСКОГО