Владимир Леонович

Позорный колокол Руси

Vladimir Leonovich
Владимир Леонович

Говорят, нет такого. А послушайте: алюминиевый беспорядочный перестук – марш пустых кастрюль. Глуховатый перезвон червонцев – нищие пятаки налогоплательщиков в его истоках; куда течет золотая река?

БОММЖЖЖ – удар по «национальной гордости великороссов», и долго, долллго держит звук эта проклятая гармоническая цельность. Что – так и должны стоять по лицу «новой Руси» ее хижины и дворцы?

Несловесный ропот квартиросъемщика на своей кухне, где «вечный огонь» газовой горелки еще дает угарное тепло, а завтра... Беззвучные слезы УНИЖЕННЫХ И ОСКОРБЛЕННЫХ – они всех звуков слышней и страшней. Как бы поднимаются из прошлого прошлые века и глядят в сегодняшний день: для того ли пройден исторический путь великим народом, чтобы им помыкала корыстная власть, залившая кровью XX век и оставившая преемникам навыки своего владычества?

Я устал от XX века,
от его окровавленных рек.
Для чего мне права
человека?
Я давно уже не человек...

Да, и этот одинокий полуголос-полустон русского поэта слышен в огромной гамме сей КОЛОКОЛЬНОЙ МОЛВИ. Владимир Соколов. Горькое спасибо тебе, Володя...

Выстрелы бандитских разборок: они делят украденное у нас. Лязг тюремных запоров в гулком подъезде обычного дома: мы с удовольствием залезли за решетки и усвоили ПРЕЗУМПЦИЮ ПРЕСТУПНОСТИ ближнего своего. Как он уродлив на вид в охранном глазке!

Век шествует путем
своим железным:
В сердцах корысть,
и общая мечта
Час от часу насущным
и полезным
Отчетливей,
бесстыдней занята.

Это в позорный колокол только-только зачинаемого русского капитализма, это в начале сороковых годов XIX века ударяет Евгений Боратынский. И глухо кругом... «Россия для нас необитаема...» XIX век нам очень помогает. XX с удовольствием запретил бы его, сгноил бы в глухом равелине – но как?

БОМММЖЖЖЪЪШШ ш ш…
И визг шин иномарки – с места в карьер!

ПОМОГИТЕ!

Все-таки нас вырастил Сталин на верность народу – придворный гимнограф напрасно менял слова. Традицию надо чтить. Какими вырастил он нас, такими уж и умрем.

Обратная сторона угодничества всегда наглость. Опять проныра-классик:

Кому нужда – тем спесь:
Лежи в пыли,
А тем, кто выше, – лесть
Как кружево плели...

Все-таки, хотел я сказать, по-стариковски косно ходящий С.В. Михалков поскользнулся на арбузной корке. Я застал недавно в Москве редакцию «Дружбы народов» на замке и под печатью.

«В преддверии президентских выборов по предписанию председателя Международного сообщества писательских союзов (МСПС) Сергея Михалкова и первого секретаря МСПС Арсения Ларионова Союз российских писателей, Союз писателей Москвы и журнал “Дружба народов” изгоняются в никуда из здания на Поварской, 52, ранее принадлежавшего Союзу писателей СССР. На выселение дается три дня. Помещения архитектурного памятника XVIII века (“Дом Ростовых”, описанный Л.Н. Толстым в романе “Война и мир”) уже долгие годы сдаются международным сообществом в коммерческую субаренду (рестораны, продовольственные магазины, турагентства и т.д.), которую С. Михалков и А. Ларионов, вероятно, предполагают увеличить за счет помещений изгоняемых творческих союзов. При этом международное сообщество, настойчиво называя себя правопреемником Союза писателей СССР, таковым не является, что подтверждено и решением суда и Министерством юстиции РФ...

Обращаемся ко всем с просьбой помочь российским литераторам отстоять свое право на жизнь и на труд в стенах родного писательского дома и предотвратить реальную угрозу надругательства над отечественной литературой и культурой…»

Такой пресс-релиз вручен был мне Светланой Василенко.

Знает ли Михалков, на что поднял руку? В уме ему не откажешь: знает... Но корысть и забота о детях застили ему разум. Сын глядит в государя Всея Руси – по чину ему и Дом, и толстовский бюст. (Не велел покойный ставить ему памятников – ставят. Кстати, умирающая Ахматова не велела подпускать ко гробу своему С. Михалкова – подпустили.)

БОММЖЖ!

Татьяна Кузовлева, секретарь Союза писателей Москвы:

– А что же власти всех уровней? Им бы вмешаться, когда речь идет о судьбе памятника русской культуры, о судьбе ныне бездомного Союза писателей Москвы и других изгнанников. А власти, наверное, стесняются – все-таки у нас объявлена стабильность в государстве. А тут скандал с выбрасыванием писателей на мороз, с подконвойной выдачей секретарям союзов оставленных в столах документов, тиражей журнала и газеты, личных вещей, с шумом в прессе... Но молчат власти. Лишь один из чиновников в телефонном разговоре признался, да и то почти шепотом: «Вы и не знаете, какие за ними силы стоят!»

Вы угадываете молитвенную интонацию того телефонного шепота? Все. Человек спекся. Страх и благоговенье перед Силой. Вот чего от нас хотят на просторах родины – как в любой тюремной камере: бойся и благоговей перед паханом. А просторы условны. И то, что вершит Сила в столице, – живой пример для местных силачей.

Александр Бугров, председатель Костромской городской организации СП России:

– Власть имущие живут по старому правилу – «разделяй и властвуй», но мы-то почему согласны разделяться – на тусовки, на референтные группы, на разные писательские союзы? Ну ладно, от формального разделения, может быть, никуда не денешься, но почему так часто этот формальный признак служит «красным флажком», оправданием для неприязненного, а то и враждебного отношения? Там, наверху, резонно рассуждают: «Чего с ними разбираться, они сами друг друга съедят». И съедают...

Выселяют писатели писателей из Дома Ростовых и журнал «Дружба народов». Дружба? Атавизм какой-то. И литература наша – бездоходное дело для неудачников. Смешно думать, что наши слова что-то изменят – но с бессмертными стихами никто ничего поделать не может.

Пускай грядущего не видя, –
Дням настоящим
молвив: нет!

...Рынок? Нет, не рынок наступает на нас. Наступает время, до которого не хотел доживать мой друг Игорь Дедков. Наглая власть толстого кошелька – и где? В среде «учителей жизни»...

ДЕРЕВО НА ПОВАРСКОЙ

Это мимо него шли беженцы и тянулись госпитальные телеги. Это рядом с ним несла службу церковь Бориса и Глеба, самых трогательных русских святых, погибших от братней руки окаянного Святополка.

Это дерево – вяз. Помню маленькую, но священную войну за и против дерева. Помню пикеты – живое ограждение вяза, не пропустившее людей с пилами к его стволу. Как-то стыдно было здоровым парням расправляться со старушками, привыкшими к тени и зелени их дерева. Это было лет пятнадцать тому – сейчас такие исполнители стали решительней и бес­стыдней.

Вяз-долгожитель

Имеет большую экологическую, эстетическую и мемориальную ценность. Он живой свидетель пожара Москвы 1812 года, революционных боев 1905 и 1917 годов, борьбы за перестройку, демократию и гласность.

Современник А. Пушкина, М. Лермонтова, П. Чайковского, А. Скрябина, И. Бунина, М. Цветаевой и других выдающихся деятелей культуры, живших по соседству Возраст его более 200 лет.

Доска внушительных размеров с этой надписью охраняет нынче дерево.

Моим гостем на передаче «Светелка» был однажды отец Георгий. Православие уцелело, сказал он, и не впало в богомерзкую корысть благодаря белым платочкам прихожанок.

Платочки и шляпки спасли мемориальный вяз. И никто не спас молодые дубы, вязы и липы на «сковородке» от налета молодчиков с пилами.

Кто подумал о костромских стариках: каково им теперь рядом с полуголым местом, обезображенным врасплох и тайно? От костромской Этуали расходятся улицы, обсаженные деревьями, только улица Симановского гола.

ОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ

Вынимаю наудачу листок надписанный: «ХРАМЫ».

О судьбе храма Благовещения (ул. Советская, 24) пишут Ю.В. Лебедев, Н.Н. Скатов, Л.А. Розанова, В.А. Кошелев, В.В. Тихомиров, А.М. Крупышев...

«Хлебозавод в храме, построенном дедом А.Н. Островского, – один из печальных символов советской эпохи, позор для Костромской земли, для всей России. И потому мы, участники конференции “Национальный характер и русская культурная традиция в творчестве А.Н. Островского”, обращаемся к вам, Анатолий Иванович, с убедительной просьбой: не могло бы ваше АО “Костромахлеб” решиться на великое дело – вынести хлебопекарное производство из стен Благовещенского храма и отреставрировать его, вернув Отечеству одну из его святынь?..»

Далее Костромской общественный фонд культуры напоминает директору АО о близком 850-летнем юбилее города и предлагает безвозмездную помощь архитектора-реставратора и проч. Письма профессоров и фонда культуры помечены апрелем 1998 года. Ответа не последовало.

Судьба каждого храма – отдельная повесть. Костромской Ильинский храм; нерехтский Казанский собор; Димитровский храм в Островском районе... Бани, дома для престарелых, прачечные, склады – вот «вторая жизнь» храма. «Нельзя обвинять во всем чиновников, – пишет Антонина Васильевна Соловьёва, – общественность в массе своей сейчас тоже равнодушна почти ко всему, что происходит несуразного. Исключение, наверное, – “сковородка”. Но тут уж надо было так постараться, чтобы взбудоражить весь народ».

БОММЖЖЖ!..

Печальная повесть, как бы заранее известная, – судьба Костромского общественного фонда культуры, ныне руководимого А.В. Соловьёвой.

Когда разоряют ненужное бюрократическое гнездо, вид бумажек, имевших злую силу воздействия, тебя радует. Весел огонь, пожирающий их. Когда разоряют родовое гнездо людей, коим русская культура обязана неизмеримо много, и юношеская тетрадь великого Блока во весь разворот приняла тавро «человеческого копыта», а усадебная библиотека сожжена, отношение к каждой бумажке – иное. А вдруг это рука Бекетова или Менделеева?

С прискорбием глядел я на книги, на папки и прочее, уже НЕСУЩЕСТВУЮЩЕЕ, уже БЫВШЕЕ, так и не возымевшее силу обращения в жизни. Вот письмо губернатору и мэру, еще Коробову, о городском транспорте.

«...Автобусы превращены в “музыкальные салоны” самого дурного образца: пассажиров принуждают слушать то захлебывающихся в словах и банальностях ведущих “Радио-71”, то так называемую современную эстраду – уровня, ниже которого нельзя и помыслить: голоса и интонации невыразительные, слова – глупые, пошлые, циничные, двусмысленные, оскорбительные для нормального человека...

А ведь у пассажиров могут быть и весьма невеселые и даже трагические обстоятельства... Каково им в нашем транспорте?

А самое страшное, что все это массовым сознанием юных костромичей воспринимается как норма...

И кто решил, что человека с юных лет надо всегда и везде развлекать и увеселять? Думается, его надо готовить к тому с юных лет, что жизнь – это ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНО...»

...Вот попался в бумагах фонда отчет об издательской деятельности – названия книг, жанры, цифры тиражей. Вот перечень библиотек, которым фонд передает изданные им книги.

Вот – утомившее, наверное, и автора, и его высоких адресатов РАДЕНЬЕ о Розановском доме, то есть о скромном мемориале писателя на месте, где был его дом, о Розановской библиотеке, о Розановских чтениях.

Вот отчет о возвращенных и невозвращенных именах площадей, улиц, слобод, училищ, о взаимоисключающих названиях одной и той же улицы.

Обо всем том, что оскорбляет эстетическое чувство, память, здравый смысл, наконец, и возможно только в некоем СПЯЩЕМ ГОРОДЕ. В ГОРОДЕ РАВНОДУШНЫХ ЛЮДЕЙ.

Если в нем и чтят царскую фамилию, то почему цареубийцы стоят на своих (и чужих) пьедесталах? Или – или.

БОММЖЖЖ!

В политической жизни нарушен биоценоз. Оппонент как таковой выдавлен президентской партией. Нечто подобное произошло в костромской культуре. Ее предержащее начальство лишилось неутомимого и принципиального оппонента, советника, человека, за которым не было иного тыла, кроме глубокого знания предмета.

Некому заменить А.В. Соловьёву, наработавшую необходимые для дела связи, приобретшую и друзей и врагов, оббившую высокие пороги – сколько их? – в добывании спонсорских денег. Некому – ибо кто же пойдет на мизерный «оклад» и на алтарь труда положит лучшие годы? Племя идеалистов поредело, вернее, их выщипали, выпололи с гряд. И нет, вероятно, никого в кабинетах власти, кто мог бы изменить статус общественного фонда.

Прав Александр Бугров: мы – последние идиоты, занятые убыточным и ненужным делом.

Я полагаю, что Антонина Васильевна такое дело еще найдет – убыточное и ненужное...

Юрий Домбровский прекрасно обрисовал нашу долю в романе «Факультет ненужных вещей». Так выразилась по поводу всех идеалистических заморочек представительница реальной силы и власти – прекрасная собою бестия, следовательша ГБ.

Что же в итоге? Замечательная проза и поэзия Домбровского и жалкая судьба той красавицы (я знаю ее прототипицу). Будем всяк при своем.

И не будем, не смеем быть – овечками, коих, по Пушкину,

Должно резать или стричь.
Наследство их из рода
в роды –
Ярмо с гремушками да бич.

Северная правда. – 2004. – 20 февраля. – С. 3, 5.

Опубликовано:

© Костромской общественный фонд культуры